Выстрел (сборник)

Мари Жюль

— Хочу провести два дня у Обюрто в Мусьере. Ты знаешь, что меня давно приглашали на охоту. Вернусь послезавтра.

Мадлен подставила ему лоб, как делала всегда, и старик запечатлел на нем холодный поцелуй. Она проводила его до калитки сада. На прощание муж сказал ей:

— Кстати, сегодня утром я получил письмо от Франсуа Горме. Он, конечно, передает тебе поклон. Ты найдешь письмо на моем письменном столе.

Гонсолен уехал. При последних словах мужа Мадлен вздрогнула. Она вспомнила, что Франсуа сказал ей в самом начале их романа. «Когда я напишу Гонсолену, это будет означать, что в условленном месте тебя ждет письмо». Она провела немного времени дома, чтобы убедиться, не передумает ли ее муж, потом побежала в лес и приподняла мшистый камень под сосной.

В ее действиях не было ни малейшей нерешительности. Обнаружив письмо, она распечатала его и лихорадочно пробежала глазами.

«Уже несколько дней, — писал Франсуа, — я езжу к больному в Мусьер, но в Бушу смог попасть только вчера. В эту ночь я буду здесь, буду тебя ждать. Лошадь я оставлю в Мусьере. Я постараюсь увидеться с тобой без лишних свидетелей, ради нашей общей безопасности и из опасения возбудить подозрение слишком частыми визитами. До свидания, увидимся вечером».

IX

В тот вечер, когда было назначено это двойное свидание, и начался наш рассказ. У сен-клодского подпрефекта устраивали бал. Читатели знают, при каких обстоятельствах генерал Горме узнал от своего сына об убийстве Гонсолена. Так что теперь мы продолжим наш рассказ с первой главы.

Утром в Бушу приехали судебный следователь Дампьер и прокурор Фульгуз. Доктор Маньяба, поспешивший в город, провел ночь в доме Гонсолена. Гиде встретил судебного следователя и прокурора со слезами на глазах. Передав сообщение о трагедии, лесничий вернулся в Бушу.

— Проводите нас к госпоже Гонсолен, — потребовал судебный следователь.

— Ах, это невозможно!

— Почему?

— Она без сознания, господин доктор думает, что в ближайшее время она не очнется.

— Скажите доктору Маньяба о нашем приезде и вернитесь вместе с ним. Вы нам нужны. Позаботьтесь также, чтобы никто из тех, чьи показания могут быть полезны для следствия, никуда не отлучался.

Фульгуз и судебный следователь расположились на нижнем этаже, в той комнате, которая служила Гонсолену кабинетом. Через несколько минут к ним пришли доктор и лесничий. Маньяба, предвосхищая вопросы, которые читал в глазах обоих, указал на Гиде и сказал:

— Лесничий первым даст вам показания, потом буду говорить я.

Гиде сильно волновался. Крупные слезы катились по его загорелым щекам, а губы были плотно сжаты под густыми седыми усами. Он несколько раз принимался говорить, отирая слезы рукой.

— Извините меня, господин судебный следователь, и вы, господин прокурор, — наконец начал он, — если я говорю не с тем хладнокровием, которого вы, без сомнения, ждете от меня. Но я пятнадцать лет служил господину Гонсолену, и между нами никогда не возникало разногласий. Вы понимаете, это ужасное несчастье…

— Соберитесь с силами и расскажите нам все, что знаете.

— Ах! К несчастью, совсем немного. Мы с моим товарищем Рамаже договорились караулить через ночь. Вчера была моя очередь оставаться в постели, я крепко спал, как вдруг меня разбудил выстрел. Я подумал: «Опять эти браконьеры! Они, похоже, совсем потеряли стыд». Я встал, оделся и вышел во двор с ружьем. Иду по сосновой аллее, вдруг из-за деревьев выскочил неизвестно откуда какой-то высокий человек, сбил меня с ног и побежал к стене. Тьма была — хоть глаз выколи. Очевидно, так бежать мог только виноватый, не правда ли? Я, не вставая, а по-прежнему растянувшись на снегу, выстрелил из ружья в ту сторону, куда убежал мужчина. Промахнулся я или попал — не знаю. Стрелял я наудачу. Хотел выстрелить еще раз, как вдруг услышал громкие крики в доме: «Помогите! Помогите! Убивают!» Тогда я кинулся туда. Это кричала горничная госпожи Гонсолен из окна гостиной. Когда я вошел…

Лесничий запнулся, слова с трудом вырывались у него из горла.

— Продолжайте, — попросил Дампьер.

— Ах, господин судебный следователь, какое зрелище! Даже если бы мне пришлось прожить сотню лет, я сохранил бы воспоминание о нем. Ужас!..

Он опять прервался. Члены судебного ведомства уважили его молчание. Наконец лесник немного успокоился и продолжил:

— Господин

Гонсолен лежал посреди залы в луже крови. Руки у него были сложены крестом. Одна нога подогнута, другая зацепилась за стул, который он, без сомнения, увлек в своем падении. Лицо его было обращено к двери, в которую я вошел, поэтому я тотчас увидел, что его обезображивает ужасная рана. Пуля вонзилась ему в голову, несколько выше левого глаза, но больше всего меня поразило свирепое выражение его лица. Полузакрытые глаза, тусклые и страшные, как будто смотрели на меня. Красная пена выходила изо рта, искривленного усмешкой. Это было отвратительно… Я не трус, господин судебный следователь. Я сражался в Севастополе, в Италии, в Мексике, служил в роте вольных стрелков во время войны с Пруссией, но при виде этого трупа, распростертого в зале, меня охватило отвращение. Я колебался. Это продолжалось недолго, успокойтесь. Но это еще не все. В углу на полу лежала госпожа Гонсолен, она казалась тоже мертвой, как и ее муж. Я сначала подумал, что совершено двойное преступление. К счастью, она была в обмороке, вероятно, от испуга. Похоже, что господин Гонсолен был убит на глазах у моей бедной госпожи. С помощью старой Жервезы, горничной, я хотел оказать первую помощь моему хозяину, но я сразу же понял, что все усилия вернуть его к жизни будут бесполезны. Он был мертв. Мы перенесли госпожу Гонсолен на постель, потом пришел доктор, месье Маньяба, а я немедленно отправился в Сен-Клод, чтобы сообщить о несчастье.

— Узнали вы человека, который сбил вас с ног в сосновой аллее?

Гиде немного поколебался, потом сказал:

— Нет, это случилось неожиданно, а ночь была слишком темная. Я могу сказать только, что он высокого роста, и, судя по тому, как он повалил меня в снег, я думаю, что он весьма силен…

— Вы не подозреваете никого?

— Нет, по крайней мере теперь.

— Почему же именно теперь?

Лесничий вертел свою шапку со смущенным видом.

— Послушайте, — сказал он, — я не обвиняю никого, повторяю… Но только один человек в Бушу способен сбить меня с ног.

— Кто же это?

— Лесоруб Томас Луар, контрабандист и браконьер. Он был здесь мастером на лесопилке, потом господин Гонсолен прогнал его.

Судебный следователь поспешно записал все, что говорил лесничий, — первые часы, последовавшие за убийством, всегда имеют чрезвычайную важность. От своевременности дознания, от скорости, с которой открывают незначительные на первый взгляд детали, может зависеть успех всего расследования.

— Пришлите горничную, — обратился Фульгуз к Гиде.

Лесничий вышел. Через несколько минут он вернулся с Жервезой. Она казалась испуганной и шла сгорбившись, не смея взглянуть в глаза мужчинам.

— Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю, я ничего не видела, зачем вы меня позвали?

— Расскажите нам, как вы узнали о преступлении, — ласково попросил ее Дампьер.

— Я услышала выстрел. Я сплю на втором этаже, в комнате над залой. Выстрел разбудил меня. Я побежала. Гиде вам рассказал, что он видел, я ничего больше не знаю. Одно только: когда я вошла, окно было открыто настежь, несмотря на холод и снег, я помню это. Да! Я не ошибаюсь… Когда я высунулась из окна позвать на помощь, то увидела убегавшую тень и услышала шум ломающихся ветвей возле у шпалерника [4] .

4

Шпалерник — ряды подстриженных деревьев или кустов по обеим сторонам дороги.

— Видимо, этот человек не хотел бежать по аллее и бросился через сад, — перебил ее Гиде.

— Не знаю, — сказала Жервеза.

— Господин судебный следователь, — обратился к нему лесничий, — позвольте мне задать Жервезе вопрос?

— Говорите.

— С какой стороны выбежал этот человек? Из сосновой аллеи, конечно?

— Нет, — ответила горничная, указывая в противоположную сторону. — От оранжереи.

— Вы уверены в этом?

— Да, я видела и слышала.

Дампьер обратился к лесничему: