Выстрел в чепчик
Шрифт:
— А как же тогда Пупс забыл свой кейс?
Домработница усмехнулась и спокойненько так сообщила мне то, от чего я просто обалдела.
— Гость ничего и не забывал, — сказала она. — Я, провожая его, вручила ему кейс прямо в руки, а он кейс мне вернул и сказал, мол, пусть пока останется здесь, мол, потом заберет при более подходящем случае.
Даня тупо уставился на меня. Похоже, для него это было открытием.
— При каком еще случае? — спросил он.
— При подходящем, — пояснила я.
— Так
— Выходит, так, — подтвердила я и добавила. — Очень странное поведение.
— Он вообще был очень странный, — оживилась домработница. — Я даже Тамаре Семеновне хотела звонить, чтобы узнать, пускать ли его в дом.
— Да что в нем было странного? — неожиданно рассердился Даня. — Мужик как мужик, обычный вид у него, пришел, две бутылки принес.
Домработница с осуждением посмотрела на Даню и заговорщически мне сообщила:
— Пришел в темных очках, хотя на улице было темно, и не знал, где здесь туалет, хотя утверждал, что в квартире не в первый раз.
Даня даже задохнулся от гнева.
— Да ничего здесь странного нет! — закричал он. — В очках пришел, потому что ячмень был у него и глаз распух, а туалет где — забыл, потому что Тамарка здесь все на европейский лад перестроила. Я сам ничего уже здесь не найду. Скоро с путеводителем по собственной квартире ходить буду Услышав про ячмень, я судорожно начала соображать. Всю память перерыла, но ячменя там не нашла и бросилась звонить Розе.
— Роза, — спросила я, — был у Пупса ячмень?
— Ну-у, может, в детстве и был, — ответила она. — Я не знаю.
— Зачем мне его детство? — рассердилась я. — Вот сейчас, недавно, был ячмень у него?
— А ты как думаешь? — в свою очередь рассердилась Роза. — Что за глупый вопрос? У меня фингалы, это могу подтвердить, а ты Пупса видишь каждый день, вот и скажи: был у него ячмень или нет? Сколько живу с ним, такого не помню. Чирь на заднице был, а ячмень — никогда.
— И я так думала, — согласилась я с Розой.
— Не было у Пупса никакого ячменя, — сказала я Дане, кладя телефонную трубку.
— А зачем же тогда он нацепил темные очки?
— Вот этого не знаю, — ответила я, собираясь идти домой.
Не успела и шагу сделать, как зазвонил телефон.
Домработница рефлекторно кинулась к аппарату, но Даня ее опередил.
— Да, — гордо сказал он, — я поел, — и положил трубку.
— Кто это был? — спросила я.
— Тамара, — невинно сообщил Даня.
— Так почему же ты положил трубку? — возмутилась я. — Почему не дал ее мне?
— Распоряжения не поступало, — пожал плечами Даня. — И ты не собиралась с ней говорить.
— Нам всегда есть о чем поговорить! — рявкнула я, направляясь к телефону.
Однако Тамара опередила меня, позвонив на мобильный.
— Мама, где тебя носит? — с ходу возмутилась она. — Ты невозможная!
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовалась я. — Что за переполох?
Тамара и не подумала отвечать на мои вопросы. Она хотела задавать свои.
— Мама, ты где? — спросила она.
— А ты где? — зловредно спросила я.
— Я-то у тебя, — беспричинно торжествуя, ответила Тамара, — а вот ты где?
— А я у тебя, — торжествуя тоже, ответила я.
— Ты невозможная, Мама! Что ты там делаешь?
— Допрашиваю Даню, — честно призналась я.
— На кой фиг он тебе сдался?
— Тома, в твоей квартире прямо сейчас происходят интересные вещи.
— Зачем тебе моя квартира, когда таких вещей полно и в твоей? — рассердилась Тамара. — Мама, беги скорей сюда. Посмотри, что сталось с твоим портретом. , — О, ужас! — испугалась я. — За этими Марусями и сотрясениями я забыла про свой портрет.
Портрет, точнее то, что осталось от него, лежал на полу. Рама раскололась, полотно треснуло в нескольких местах. Это было очень обидно.
Пока я, заламывая от отчаяния руки, предавалась скорби, Тамарка удивлялась.
— Мама, я тебя не узнаю, — возмущалась она. — Ты невозможная, Мама. Как же ты не заставила Евгения снять портрет? Ведь ребенок же ясно тебе сообщил, что папа вешает маму на стену.
— Он так же ясно сказал, — напомнила я, — что вешает маму папа на толстый канат.
— Какая разница, Мама? Будто нельзя подпилить и толстый. Ты должна была сразу же снять картину, как только приехала домой. Не для этого ли ты в панике умчалась вчера от меня?
— Да, и для этого, но ты забыла, у меня была Роза.
С этим Пупсом скоро все мы сойдем с ума. А когда Роза ушла, я поехала к Марусе, а потом к компьютерщице, а потом к Ване…
— Мама, ты невозможная! — рассердилась Тамарка. — Как ты можешь стараться для этой неблагодарной коровы? С ней надо порвать раз и навсегда, как это сделала я, о чем ни секунды не жалею. Как просторна стала моя жизнь! Ты только посмотри на нее: буфетчица, шлюха и алкоголичка! Стыдно таких знакомых иметь, не то что друзей.
Мне стало обидно за Марусю.
— Пьет она не больше тебя, — ответила я. — Что касается сексуальной стороны ее жизни, Маруся за пределы нравственности старается не выходить и вряд ли станет изменять мужу, случись ей хоть раз выйти замуж. А то, что Маруся буфетчица, так это не ее стыд, а стыд ее друзей, которые не захотели бедняжке помочь в трудную минуту. Все устроены самым интеллигентным образом. Почему бы тебе не взять ее в свою компанию?
— Боже упаси! — отшатнулась Тамарка. — Что она умеет делать?