Выстрел в чепчик
Шрифт:
— Мама, — закричала Тамарка, — ты что, спать собираешься?
— Я собираюсь поехать к Пупсу. Кстати, ты вчера видела его. Каким он тебе показался?
Тамарка выразительно закатила глаза:
— Мама, он украл стрелу, и этим все сказано.
У меня с ним важные дела, его компания наш подрядчик, а довести дело до конца я так и не смогла.
— Почему?
— Все из-за Пупса. Нервный он был какой-то, все вскакивал и глазел в окно, еще охал и стонал, ячмень у него. Знаешь, как несносны мужики, если у них что-нибудь болит. Пришел в очках…
— Пупс был в очках? — изумилась я.
— Ну да, Мама, что с тобой сегодня?
— А что сегодня со мной?
— Еще спрашиваешь. Тебя удивляет буквально все, что я ни скажу.
— Это потому, Тома, что последнее твое сообщение укрепило меня во мнении, которым я обзавелась несколько дней назад.
Тамарка была заинтригована.
— И что это за мнение? — спросила она. — Почему я не знаю?
— Потому что уверенности у меня полной еще не было, а теперь, когда я поговорила с Даней, уверенность есть. К тебе приходил не Пупс. У Пупса нет ячменя. Я совсем недавно видела его. Он трезв и свеж, следовательно, вчера у тебя был не Пупс.
— А кто же? — удивилась Тамарка.
— Уж не знаю, но только не Пупс. Господи! — заламывая руки, воскликнула я. — Бедная Роза! Эта сцена в прихожей покоя мне не дает!
— А что с Розой? — испугалась Тамарка.
— Ее чистота. Там в прихожей разыгралась настоящая драма. Надеюсь, ты в курсе?
— В курсе, — кивнула Тамарка. — И порадовалась за Пупса. Подумала, что сумасшествие пошло на пользу ему — и «Виагры» не надо. «Теперь Пупс сексуален, как все дебилы», — подумала я.
— Подумала и ошиблась. Оказывается, в тот день Роза изменила Пупсу черт знает с кем. О-о! Она этого не переживет.
— Лишь бы Пупс пережил, — резонно заметила Тамарка. — Но кому все это нужно? Думаешь, у Пупса есть двойник?
— Даже думаю, что не слишком двойник. Просто подобрали мужика, максимально похожего, одели его в ту же одежду и гоняют туда-сюда, сильно осложняя жизнь Пупсу. При всем при этом Пупс выглядит сумасшедшим, а кому-то это на руку.
— Да что же он, дурак? — изумилась Тамарка. — Не может разобраться в собственной жизни? Попробовали бы на меня натравить моего двойника, мигом его изобличила б.
— Да поят беднягу какой-то гадостью, от которой Пупс теряет речь, сознание и память, двойник же, пользуясь этим, черт-те что творит: дырявит шляпки, занимает «чирики», насилует Розу, пьет с твоим Даней и ворует стрелы…
Тамарка задумалась.
— Что же, Роза не может отличить родного мужа от какого-то двойника? — спросила она.
— Отличить может, но для этого надо как минимум на него глядеть, а Роза в таких отношениях с Пупсом, что даже видеть его не хочет.
— Знаешь, по-моему, это полная ерунда, — возразила Тамарка. — Я вчера разговаривала с Пупсом и не заметила ничего такого, если не считать того, что он странный.
Я разозлилась. Ставить под вопрос мою теорию?
Что может быть пошлей?
— А как ты могла заметить, если сразу уставилась в свои бумаги? — закричала я. — К тому же сама говоришь, что Пупс пришел в черных очках и наверняка не снял шляпу, прикрывающую половину лица.
— Точно, не снял, — подтвердила Тамарка.
— И все время в окно выглядывал. Следовательно, он на месте не сидел, а зачем он это делал?
— Зачем?
— Чтобы не дать себя рассмотреть. Теперь я вспомнила, в тот день, когда он у Розы сто долларов взял, он тоже не давал себя рассмотреть. Ворвался, убежал в свою комнату И потом все время сновал. Если бы мне сказали, что это не Пупс, я мигом разоблачила бы его, но я-то думала, что это Пупс. Я даже мысли другой допустить не могла. Понимаешь, кому-то очень нужно привлечь к Пупсу внимание, вот и придумали эти шляпки, стрелы и картины. Что может быть смешней и нелепей? А-ааа! — закричала я, осененная мыслью.
— Я бы не назвала это смешным, — поеживаясь и не подозревая, о чем я сейчас подумала, призналась Тамарка. — Всегда есть опасность, что, целясь в шляпку, попадешь в голову.
— Тома, бьюсь об заклад, что никто не целился в наши шляпки. Ах, как же я раньше не догадалась!
Шляпки были прострелены давно, а стрелы и картины придуманы лишь для того, чтобы мы и на шляпки внимание обратили.
— Что за глупость? — изумилась Тамарка. — Мама, ты хуже ребенка.
— Нет, не хуже, — обиделась я. — Посуди сама. Как получилось, что обе мои шляпы прострелили? Как преступник мог узнать, где моя шляпа? Никак. Он и не узнавал этого. Просто перед тем как затеять эту фантасмагорию с покушениями, он прошелся по нашим шляпкам и в каждой проделал дыру. Он даже в них не стрелял, а просто дырявил.
Тамарка побледнела и схватилась за сердце.
— Ты хочешь сказать, что и мои шляпки все в дырах? — дрожащим голосом спросила она.
Я поспешила ее успокоить:
— Ну, не все, а лишь самые любимые, те, которые мы часто надеваем. С любимыми шляпками выше вероятность, что мы заметим дыру.
— Мама, я должна это проверить! — закричала Тамарка.
— Проверишь потом. Я не договорила. Будь ты наблюдательней, спросила бы у меня про Розу.
— А что я должна спросить?
— Ну как же, ты с Розой сидела в нашем любимом кафе за нашим любимым столиком, и на вас посыпалась штукатурка…
Тамарка оживилась:
— Да-да, Мама, я же свидетелем была, в нас стреляли.
— Никто в вас не стрелял, — страшно гордясь собой, сообщила я. — Этот лжепупс знал, что все мы любим посидеть в том кафе и именно за тем столиком, вот он заранее и подготовил трюк с пулей. Пользуясь нашей неопытностью, он под покровом темноты расковырял штукатурку и вставил туда пулю. Шляпки к тому времени уже были продырявлены.
Тамарка опять схватилась за сердце:
— Мама, сколько можно? — взмолилась она, не в силах пережить этого горя.
— Шляпки уже были продырявлены, — зловредно повторила я, — оставалось выбрать жертву. По какой-то причине ею стала Роза, может, потому, что ты была без шляпки. Пуля — в стене, вы — за столиком, оставалось залезть на крышу и высыпать на ваши головы штукатурку. Вы, естественно, сразу же отвлеклись от своих сплетен, стали искать источник и увидели пулю.
Причем на вашем месте могла оказаться любая из нас:
Тося и Лариса, или Юля и Тося, или Маруся и я. Может, то, что началось все с Розы, совпадение, а может, и нет, раз взялись и за Пупса.