Выстрел в чепчик
Шрифт:
— Ты забыла? Она имеет прекрасное образование, философ, кандидат наук. Будет у тебя философствовать, сидеть для престижа компании.
— Времена не те. Для престижа компании сейчас работать надо, а не философствовать. А ее иждивенческая философия всем известна, и руки у нее загребущие.
— А ты злопамятная, — парировала я. — Не можешь простить Марусе свой парик, в котором ворона свила гнездо. Двадцать лет с тех пор прошло, даже больше, уж пора бы вам помириться. Я-то простила ей шляпу.
Услышав это, Тамарка просто взбесилась.
— Мама, ты невозможная! — завопила она. — Будто дело в парике или в шляпе! Ты прекрасно знаешь, что нет. Будь это не Маруся, а ты, и я простила бы тебе не то чтобы парик, но и…
Тамарка резко осеклась, думаю, из опасения взболтнуть лишнее или переборщить, я же воспользовалась этим и закричала:
— Ты простила бы мне свою шляпу? Трудно поверить в это, особенно сейчас, когда ты даже в критический момент умудрилась подставить под пулю мою.
Прострелили две моих шляпы, а твоей ни одной. Ты не можешь простить Марусе того, что она единственная из всех нас умудрилась тебя перехитрить.
Тамарка внезапно успокоилась, сложила руки на груди, словно для молитвы, и воскликнула:
— Господи, Мама, о чем мы говорим? Ты в курсе, что было покушение на Розу?
— Только что еду от нее, — доложила я.
— Ты же говорила, что едешь от меня, — напомнила Тамарка.
— Да, от тебя, а перед этим была у Розы.
— И что Роза? Как она себя чувствует? Говорят, у нее сотрясение мозга?
— Легкое, — успокоила я Тамарку. — Ее тошнит, она лежит, но довольно бойко разговаривает.
— Роза всегда разговаривает, она и в гробу разговаривать будет.
— Типун тебе на язык, — рассердилась я. — До этого дело не дойдет.
— Ты так думаешь?
— Да, я так думаю.
— Значит, у тебя есть причины, — с каким-то неясным намеком заметила Тамарка.
Я рассердилась:
— Никаких причин у меня нет, кроме внутреннего голоса. Мне вообще кажется, что ни я, ни ты, ни Маруся, ни Тося, ни Юля с Ларисой и уж тем более ни Роза… Короче, никто из нас к этому делу отношения не имеет. Весь этот спектакль со шляпками, стрелами и картинами разыгран для кого-то другого. Мы там всего лишь статисты.
— Это внутренний голос тебе подсказывает? — ехидно поинтересовалась Тамарка.
— Да, он подсказывает мне. И вообще, хватит об этом болтать, лучше скажи: почему ты считаешь, что на Розу было покушение?
— А разве нет? — удивилась Тамарка.
— Но это же не укладывается в версию с Пупсом.
Мы склонялись к мысли, что эти стрелы, картины и пули в шляпках — его рук дело. Так зачем же Пупсу бить по башке свою Розу в темном подъезде? Он что, более комфортабельного места не нашел?
— Нашел бы, если бы захотел, — подтвердила Тамарка.
— Так почему же ты решила, что это покушение?
Лично я Пупса уже не подозреваю.
— Неужели?
— Да, я склоняюсь к совершенно другой версии, но ты-то об этом не знала, так почему ты решила, что это покушение?
— Потому что час назад таким же образом была отправлена в больницу Тося. Ее огрели по голове, — сообщила Тамарка, и мне сделалось дурно.
Глава 36
Сообщение Тамары слишком подействовало на меня. Если Тосю постигла та же участь, что и Розу, это действительно пугало. Это уже не выглядело как простая случайность. Хотя называть случайностью удар по голове может лишь тот, кто его не получал.
— Откуда ты знаешь, что покушались на Тосю? — страшно волнуясь, спросила я.
— Юля позвонила, — тоже волнуясь, ответила Тамарка. — Я бросила все дела, как только позвонила Юля, но следом за ней позвонила твоя баба Рая, и я понеслась к тебе.
— Баба Рая? А она-то звонила зачем? — удивилась я.
— Ну как же, упала картина, твой портрет.
Я возмутилась:
— И поэтому надо было звонить тебе, а не мне!
Будто баба Рая не могла позвонить мне на мобильный.
Ну как же, ей надо всем показать, как мало я бываю дома. Ее бы воля, привязала бы меня к себе. Зачем ей только это — непонятно.
— Она любит тебя как дочь, — с чувством призналась Тамарка.
— Тогда уж лучше как внучку, — уточнила я. — Меня как внучку, тебя как подружку.
— Мама, ты язва, — обиделась Тамарка, но мне уже было не до нее.
В голове моей шла энергичная работа. Работа мысли, разумеется.
— Но как же Тося пострадала? — никак не могла я взять в толк. — Я же оставила ее у постели Розы. Она весь день обещала там быть. Не у постели же Розы ее по голове огрели.
— Конечно, нет, — подтвердила Тамарка. — Тося вспомнила, что у нее есть сильное лекарство от тошноты. Маруся и Юля потребовали, чтобы она отправилась домой и сейчас же принесла это лекарство, раз так плохо Розе. Тося отправилась…
— Постой, ты сказала «Маруся и Юля»?
— Ну да, а что здесь такого?
— Ничего, но куда делась Лариса? Я же оставила ее там же, у постели Розы.
Тамарка почему-то разозлилась.
— Господи, Мама, ты невозможная! — закричала она. — Какие мелочи тебя занимают. Ну оставила ты Ларису там, но слава богу, она живая и могла уйти.
Разве в этом сейчас дело? Я рассказывала про Тосю, и, если память мне не изменяет, ты сама об этом просила, так почему не слушаешь?
— Слушаю, слушаю, — успокоила я ее.
— Тося вышла от Розы и почти сразу же получила по голове, но, к счастью, успела закричать. Маруся и Юля прибежали на ее крик, увидели окровавленную Тосю, лежащую на лестничной площадке, и сразу же вызвали «Скорую помощь».
— Надеюсь, она жива?
— Жива, — заверила Тамарка. — Еду к ней в больницу. Хочешь поехать со мной?
Я замялась, имея другие планы.
— Так ты едешь или не едешь? — нетерпеливо спросила Тамарка, показывая мне свои часы. — Времени в обрез.
— Знаешь, — ответила я, — полностью тебе доверяю. Ты человек ответственный. Раз за дело взялась, значит, можно спать спокойно.