Выстрел
Шрифт:
«Так, надо срочно выпутываться!», – внутренне напрягся Ник. – «Дон Кихот и Санчо Панса говорили одно, а лейтенант с сержантом – в это же самое время – совершенно другое…».
Он коротко откашлялся, недоумённо покрутил головой, и смущённо забубнил:
– Понимаете, мужики, мне сейчас не до того…. Какие убитые старухи, старенькие «Жигули» и парная говядина? Вы ноги моей жены видели? Вот то-то же! А тут чужой мужской носок валяется на подоконнике…. Понимаете? Вот я вас слушал, слушал, головой кивал, а сам – только об одном и думал. Догадываетесь, наверное, о чём конкретно? Так что, извините! Не слышал я ничего – из того, что вы мне рассказывали. Ни единого словечка! Повторите ещё раз, пожалуйста, если вам не трудно. И не подумайте, что это я так неуклюже шучу…
После минутного молчания первым высказался сержант:
– Что ж, дело насквозь понятное и знакомое. Ревность, она всегда приходит внезапно, без предупреждения, все мозговые извилины заполняя собой. Тем более что спор про этот подозрительный носок мы, действительно, слышали.…Повторим, Лёня?
– Повторим! – понимающе усмехнулся старший лейтенант, и пояснил для Ника: – Ты, братец, не смотри, что на Агафоныче обыкновенные сержантские погоны. Он у нас раньше работал старшим следователем прокуратуры. Причём, в самой Москве белокаменной, что характерно. А потом всякие и разные вороватые гады – примерно полтора года тому назад – вышибли его оттуда. И из прокуратуры, и из Москвы. С такой тухлой и скорбной характеристикой…. С волчьим билетом, короче говоря.
– А мне без родимых органов никак нельзя, – робко и печально улыбнулся Агафоныч. – Я ведь, если честно, больше ничего не умею. Вот и «сержантю», пока возраст позволяет…. Ну что, поехали? По дороге, Николай Сергеевич, мы тебе всё и объясним – по второму кругу. Ехать нам до отделения минут пятнадцать-двадцать, как раз и уложимся.
Они уселись на прежние места, машина, надсадно и недовольно рыкнув, тронулась, и лейтенант Лёня приступил к рассказу:
– Итак, вчера ночью на посту ГАИ, в пятнадцати километрах отсюда, но в другую сторону, тамошние сотрудники остановили раздолбанные «Жигули». С чего, вдруг, остановили? Да, наверное, просто от серой скуки, чтобы скоротать время службы…. Смотрят, а у двоих сидящих в салоне мужичков на одежде имеются кровавые пятна. Понятное дело, вытащили обоих деятелей из салона, проверили документы, тщательно обыскали на предмет наличия оружия. Всё вроде в порядке. Тогда осмотрели салон автомобиля и багажник. На заднем сиденье обнаружили полиэтиленовые мешки с парной говядиной, да и багажник был забит – под самую завязку – аналогичным продуктом. Тогда гаишники потребовали у подозрительных мужиков сопровождающие документы: всякие там накладные, путевые листы, ветеринарные и гигиенические сертификаты…. Нет ничего! Тут один тамошний шустрый сержант – деревенский по происхождению – высмотрел на коровьей шкуре клеймо – «Фермерское пригородное хозяйство Пыжова А.А.». А это уже наша территория. Казус такой: вроде бы, фермерское хозяйство, а по всем документам входит в состав города…. Давай, Агафоныч, принимай эстафету!
– Доставили тех вшивых и подозрительных мясозаготовителей к нам, – с видимым удовольствием подхватил нить повествования седоусый экс следователь. – Допросили по уму, с применением психологического давления, они и раскололись. Вернее, выдвинули одну, весьма экзотическую версию…. Мол, ехали они по дороге, никого не трогали. К другу своему ехали, который живёт где-то на северо-западе области. Тут одному из них приспичило по малой нужде. Остановились они около автобусной остановки, глядь, а под кустиком лежат две свежезарезанные тёлки. То бишь, молодые упитанные коровы. А вокруг – ни души…. Посовещались тогда наши хозяйственные индивидуумы и решили, мол, не пропадать же добру. Машину по просеке отогнали в сторону от дороги. Потом оттащили туши животных к кладбищенской ограде. Метрах в ста пятидесяти от того места, где мы недавно останавливались. В багажнике «Жигулёнка – совершенно случайно, понятное дело – завалялся острый топорик. Один из мужичков – в прошлом (до отсидки на зоне) мясник – занялся разделкой. Второй же пошёл на дорогу: понаблюдать и послушать – всё ли спокойно вокруг. С собой прихватил – по его собственным словам – початый литровый пакет с дешёвым алкогольным пойлом…. Вдруг, слышит, что под алюминиевым навесом автобусной остановки кто-то громко разговаривает на английском языке. Подошёл, а там какой-то мутный иностранец: болтает сам с собой, руками размахивает во все стороны, глупо хихикает. То ли обкуренный до полной невозможности, то ли психически-ненормальный. В смысле, сумасшедший…. Этот второй – тот ещё пассажир, неоднократно судимый, битый-тёртый, клёванный-переклёванный…, короче говоря, совсем не робкого десятка – подошёл к иностранцу. Утверждает, что, мол, полноценного общения не получилось. Почему – не получилось? Обкуренный иностранец по-русски не знал ни единого слова. А наш любитель халявной говядины, соответственно, по-ихнему…. Но приветственными жестами обменялись и, мол, даже выпили яблочной бормотухи за вечную дружбу народов, после чего распрощались душевно, довольные друг другом. Ну, и ещё всякого задержанные рассказывают – три короба разного горячечного бреда…. Сейчас около места убийства кладбищенской нищенки работают опытные эксперты, к которым приданы – в качестве усиления – стажёры милицейской школы. Да и наш непосредственный начальник, подполковник Старко Сергей Андреевич, там же. Руководит и надзирает, как и полагается начальству…. Вот такая душевная история, гражданин Нестеров. Как она вам?
– Очень странная история, – дипломатично и расплывчато ответил Ник, а про себя подумал: – «Похоже, что краткий период обращения на «ты» завершился, едва начавшись. Хвалёная мужская солидарность сработала на короткий период, но не более того…».
Через минуту-другую он задал очередной, вполне даже логичный вопрос:
– Извините, старший лейтенант, но зачем мы следуем в ваше районное отделение?
– Как это зачем? – непритворно удивился тот. – А кровавые следы? Надо же взять с вас подробные и внятные объяснения, всё оформить, как полагается, запротоколировать, сдать кроссовки на экспертизу…
– Кроссовки – на экспертизу?
– На предмет определения природы крови, – важно и обстоятельно пояснил седоусый сержант. – В том плане, чья она. Коровья? Человеческая?
Ник успокоился. Во-первых, он был на сто пятьдесят процентов уверен, что кровь окажется коровьей. А, во-вторых, галлюцинации отсутствовали. Следовательно, ничего опасного – лично для него – не намечалось.
Он, вспомнив, что две утренние таблетки пропали даром, торопливо достал из нагрудного кармана блестящую упаковку, извлёк из пластикового гнезда очередной светло-розовый шарик, положил в рот и, не разжёвывая, проглотил.
Районное отделение – и снаружи и внутри – полностью соответствовало антуражу знаменитого телевизионного сериала «Улицы разбитых фонарей».
«Может, данный сериал тут и снимали?», – предположил Ник, героически борясь с подступающим сном.
Нудная и усыпляющая бумажная волокита заняла часа полтора. После её завершения Ник, широко зевая, достал из кармана куртки мобильный телефон и поинтересовался:
– Старлей, я уже могу вызывать такси?
– Такси? – зачем-то переспросил лейтенант Лёня. – Можно, конечно, и такси. Почему бы и нет? Тем более что лабораторным путём уже установлено: кровь на ваших кроссовках однозначно принадлежит тёлке, то бишь, молодой корове…. Но только потом, после проведения завершающего следственного мероприятия. Как говорится, закроем последнюю дурацкую версию и окончательно зачислим вас, дорогой Николай Сергеевич Нестеров, в разряд второстепенных свидетелей, – обернулся в сторону обшарпанной двери и весело скомандовал: – Агафоныч, заводи клоунов из бродячего цирка-шапито!
Зашедшая в кабинет парочка, за которой маячила невозмутимая физиономия пожилого сержанта, была приметно-комична: низенький и неуклюжий толстячок с бесконечно печальными, тёмно-карими восточными глазами был надёжно соединён наручниками с высоким и худым обладателем вислых запорожских усов.
«Опять эта нездоровая и надоедливая ассоциация: Дон Кихот – Санча Панса!», – автоматически отметил Ник. – «Только, в этом случае, ярко-выраженным лидером, безусловно, является Санча…».
Подтверждая это его смелое предположение, неуклюжий толстяк заблажил звучным – смутно-знакомым баритоном:
– Начальник, это он и есть! Точно – он! Любимый коренной зуб даю! Даже, два! Тот самый свихнувшийся иностранец, с которым я пил портвейн на автобусной остановке. Именно он потом и зарезал безвинную бабушку-старушку…. Ненавижу скользкого гада! – картинно замахнулся в сторону Ника пудовым волосатым кулаком.
– Отставить, задержанный Оганесян! – грозно рявкнул старший лейтенант и, уже официально-холодным голосом, уточнил. – Вы готовы подтвердить свои показания в письменном виде?
– Конечно же, начальник! Беспременно, со всем нашим пылом и великим удовольствием…
– А вы, задержанный Петренко?
– Так оно всё и было, – равнодушно и заторможено ответил вислоусый тип дребезжащим, смутно знакомым фальцетом. – Мы как раз мешки с говядиной укладывали в багажник машины. А тут – невдалеке – кто-то завопил придушенно и жалобно. Ну, как тот кот-ворюга, когда его поймали с поличным и шею сворачивают на сторону…. Мы тихонько-тихонько двинулись туда, на вопли, то есть. Любопытно стало – что да как. А там это иностранное чувырло старушку режет. Очень большим ножиком. В полнолуние всё хорошо видно, доходчиво…. Потом стало боязно. Все же знают, что с сумасшедшими лучше не связываться. Покусают, зарежут, расчленят, а им за это ничего и не будет. Так, только отправят на излечение в психушку, не более. А ещё через два-три годика отпустят обратно, на волю вольную. Те выпущенные, не долеченные до конца психи дождутся первого безоблачного полнолуния, и давай по новой – кусаться, резать и расчленять всех подряд, не ведая жалости…