Выстрел
Шрифт:
Он достал из кармана упаковку с таблетками Пал Палыча, тяжело вздохнув, проглотил – поочерёдно – две.
– Что, Николай Сергеевич, плохо себя чувствуешь? Голова болит? – голосом незабвенного Михаила Горбачёва проявил заботу майор Лёня, усаживаясь обратно на шофёрское место и аккуратно захлопывая дверцу автомобиля. – Рекомендую выпить грамм шестьдесят-семьдесят хорошего коньячка. Надёжное и веками проверенное средство! У меня и фляжка имеется с собой. Так как? Усугубишь?
– Спасибо, не надо, – вяло отреагировал Ник. – Во-первых, алкоголь притупляет остроту восприятия действительности. Во-вторых, кто вас всех знает – с вашими фляжками, проверенными веками? Что там намешано на самом-то деле? Чего добавлено, якобы невзначай? Да вы и сами, правую ногу даю на отсечение, этого не знаете. Да и знать не можете…
– Обижаете, господин Нестеров! Впрочем, вам оно виднее – с таким-то послужным
– Потому как – совсем без разницы. В том плане, что сами потребляйте ваш вкусный коньячок. Мы же гребём в разных лодках, хотя и параллельными курсами…
«Мерседес» плавно припарковался около банкирского «Бентли», из крыши – через открытый люк – которого торчала макушка ракеты «Земля-Земля». Тёмно-жёлтая такая макушка, серьёзная и конкретная. С характерными чёрными значками, обозначающими некий трехлопастной пропеллер, заключённый в ярко-красный треугольник. Чуть ниже треугольника красовалась цифра «2» – крупная, изумрудно-зелёная.
«С ядерным зарядом, надо думать», – мысленно усмехнулся Ник. – «А цифра «2», она-то что означает? Типа, две японские Хиросимы? Вот же, придумщики фиговы…. Или, это всё виртуальное? Типа, фантомы – кистями галлюциногенными – нарисовали, предварительно погружёнными в несуществующие краски?
Сунулся было один из охранников – молоденький весь такой из себя, худенький и прыщавый – проверять документы у вновь прибывших посетителей…. Сунулся и тут же торопливо убрался восвояси, подобострастно извиняясь, низко кланяясь и смущённо утирая трусливые слюни-сопли…
– Посетим уважаемого и авторитетного банкира И.И. Ануфриева? На предмет общей лояльности и трепетной любви к нашей великой Родине? – шутливо предложил майор Лёня, он же – по характерному голосу – легендарный Михаил Сергеевич Горбачёв, пламенный и незабвенный борец за мир во всём мире. – Вообще-то, говоря строго по совести, не доверяю я всем этим непрозрачным курвам: адвокатам там разным, прокурорам, банкирам, политиканам, толстощёким и сытым депутатам – всех уровней и созывов.…Если ты ничего реально-полезного не делаешь, а живёшь при этом припеваючи: квартиры, дачи, машины, жена-красавица, любовница-модель, дети – законные и незаконные – обучаются в Европах.…То это, собственно, что означает? Пулю в лобешник – означает! Сталина нет на вас, козлов порочных и жадных без всякой меры! Воруют, воруют, воруют…. И даже не стесняются при этом, мать их! Бюджеты самые различные (федеральные, республиканские, областные, районные, городские, поселковые) осваивают с жарким огоньком и замороченными придумками. Половина всех зарегистрированных в стране фирм – наглые однодневки…. Говорят, что Россия взяла на себя полноценные обязательства – «по предотвращению отмывания денежно-финансовых средств»? На хрена брала-то, родненькие? В нашей великой стране никто, никому и никому не задавал, не задаёт, да и, похоже, не собирается задавать лобовых вопросов, мол: – «Откуда бешеные баблосы, братишка? Дача-шале в Швейцарии, шикарная двухуровневая квартира в Англии, брильянты чистейшей воды – на тоненьких пальцах чернокожих любовниц? Отвечай, грязная самка собаки – со значком «Справедливая Россия» на лацкане кафтана боярского!»…. Типа, белокожие любовницы – уже откровенно дурной тон? Типа, без квартиры в Лондоне – уже никак нельзя? Ну, никак! Ну, нельзя…. Блин! Волей не волей, начинаешь вспоминать безвременно ушедшего от нас Эрнесто Че Гевару. Доброго здоровья ему – на высоких и вечных Небесах….
– Отставить – гнилую философскую лирику! – недовольно хмурясь, строго велел Агафоныч. – Заходим и работаем. Каждый по своему профилю, понятное дело…
Они вошли в холл, а пока ждали лифт, майор Лёня – тихонько и чуть обиженно – напевал себе под нос:
В небе солнечном и светломПуть свой держат – облака.Вдаль уходят незаметно,И походка их – легка…Вдаль уходят – словно Боги,Босоноги и легки.Безо всяческой – дороги,Безо всяческой – любви…Без любви и без надежды,Без сомнений и причуд.Ветерок – слепой и нежныйНарисует – их маршрут…Нарисует, как и прежде,Всем тайфунам – вопреки.В край безудержной надежды,В край – немыслимой – любви…У меня – одна граната.Да патронов – полрожка.Знать, и мне пора, ребята,Уходить – на облака…И уйду, хоть прожил мало,Без особенных затей.Ждёт меня там Че Гевара,Миллион других друзей…Тех друзей, что без дороги,Вдаль – безвременно – ушли.Одинокие – как Боги,В край надежды и любви…Одинокие – как Боги,В край надежды и любви…В небе солнечном и светломПуть свой держат – облака.Вдаль уходят незаметно.И походка их – легка…В небе солнечном и светлом.И походка их – легка…– До чего же вы, менты, сентиментальные люди! – насмешливо удивился Агафоныч. – Чуть что не так, сразу же вспоминаете Че Гевару…. Честные менты, я имею в виду…. Мол, его-то лихие методы – они самые правильные и верные. Его бы – да в министры МВД нашей России! Вот тогда порядок в стране и наступил бы! Однозначный такой и окончательный. Ну, такой, который был при Иосифе Виссарионовиче…. Чтобы ему, морде желтоглазой, на Небесных сковородках приплясывалось веселее!
Ануфриев выглядел страшно усталым и замотанным по самое не могу: тяжелые, желтовато-серые мешки под глазами, испещрёнными частой сетью тоненьких, ярко-красных прожилков. А вместо рук у него торчали – из рукавов дорогущего пиджака – кривые турецкие ятаганы.
– О, почти вся пожарная команда в сборе! Что характерно, живые и здоровые, без грязно-кровавых бинтов и белоснежного гипса, – пессимистически ухмыльнулся Иван Иванович и любезно пояснил, недоверчиво косясь на Лёню с Агафонычем. – Вчера поздним вечером Москва рекомендовала этих секретных ухарей. Как, спрашиваешь, рекомендовала? А в качестве добрых ангелов-хранителей и всемогущих волшебников-магов, могущих решить любую, пусть даже и теоретически неразрешимую проблему, ясен пень…. Кроме этой сладкой парочки имеется ещё один. Белобрысый такой, хамоватый слегка…
– Васяткой кличут, – подсказал Ник. – Капитан ГРУ.
– Во, во, «грушник», мать его! Уже познакомился? И, как они тебе?
– Обычные среднестатистические рыцари плаща и кинжала. Не прибавить и не убивать…
– Это точно, что рыцари! Только вот, не понять, сколько не старайся, какого конкретного ордена, – на краткий миг развеселился Ануфриев, но уже через секунду-другую опять стал бесконечно серьёзным и хмуро велел офицерам спецслужб: – Господа хорошие, кончайте-ка бездельничать, поимейте совесть! Идите, идите, занимайтесь насущными делами! Присматривайтесь, прислушивайтесь, принюхивайтесь…. Короче говоря, отрабатывайте народный хлебушек, дармоеды. Мне потолковать надо с подчинённым. Как это – о чём потолковать? О делах наших скорбных, сиюминутных, секретных…. Всё, бойцы отважные и неподкупные, идите отсюда. Не отсвечивайте! А не то позвоню сейчас лично Владимиру Владимировичу и пошло нажалуюсь…
Когда майор и подполковник, недовольно вздыхая, покинули кабинет банкира, Ануфриев посмотрел на Ника – как-то странно и жалостливо – после чего предложил:
– Присаживайся, Николай Сергеевич! Присаживайся, дорогой, в ногах правды нет…. Закуривай, сейчас я тебя огорчать буду. Выливать на твою забубённую головушку, как принято выражаться в толстых книжках-романах, ушаты холоднющей водицы…
– Что-то случилось? – насторожился Ник.
– Случилось. Я ранним утром получил протоколы допроса Быстрова Олега Абрамовича, твоего соседа по коттеджному посёлку. Протоколы лежат в моём сейфе, если захочешь, то потом дам почитать, – Иван Иванович задумчиво замолчал.
– Ну, и?
– Не нукай, не запряг! – совсем, как говорящий Кот из сна про Заброшенные Крыши, обиделся Ануфриев. – Всё очень и очень серьёзно, Николай. Даже более чем серьёзно…
– Не томи, Иван Иванович, рассказывай! Выливай свой обещанный ушат, чего уж там…
Ануфриев ловко ухватился зубами за кончик толстой никарагуанской сигары, лежащей на краю письменного стола, резко чиркнул кривыми ятаганами друг о друга, прикурил он возникшей – на доли секунды – голубой искры и принялся доходчиво излагать: