Выстрел
Шрифт:
— Ты не хочешь, чтобы он трогал тебя.
Моя голова не перестает качаться из стороны в сторону, и я не могу прекратить рыдания, когда пытаюсь произнести, заикаясь:
— Я не-не понимаю, чего он х-хочет.
Он расстроено выдыхает и говорит:
— Он хочет, чтобы мы занялись сексом, — когда он замечает мое смятение, он спрашивает: — Ты знаешь, что это такое?
— Я не д-д-думаю. Я имею в виду... я не-не, уммм... — я не могу произнести слова сквозь ужас, который заполняет меня изнутри. Я слышала о сексе. Я знала о нем. Я просто не понимаю, что именно это означает.
— На матрас! — громкий
Очень тихо Пик молит:
— Пожалуйста, не бойся меня, — он берет меня за руку и ведет к матрасу.
— Ложись на спину, — произносит он шепотом, который могу услышать только я. Он снимает боксеры, прежде чем ложится на меня, и мой беспомощный крик заполняет комнату. Он опускает голову к моему уху и тихо говорит: — Все будет хорошо. Не смотри на него. Тебе даже не обязательно смотреть на меня, только пообещай, что не будешь смотреть на него.
Я киваю рядом с его головой так, чтобы он мог почувствовать мой ответ.
Его последними словами, прежде чем я потеряю последнюю надежду на хоть какую-то нормальную жизнь, были:
— Мне очень жаль, Элизабет.
Глава 14
Прошлое
Моя жизнь продолжает находиться в состоянии застоя. Она просто бессмысленна, чтобы стараться увидеть что-то хорошее. Сейчас мне двенадцать лет. Единственной надеждой, за которую я цепляюсь, является то, что через два года вернется мой папа. Но и эта надежда превратилась в пыль, когда вчера пришел мой соцработник.
— Еще два года, — сказала я, и она в замешательстве взглянула на меня.
— Что случится через два года?
— Папа вернется, — произнесла я, — и я отправлюсь домой.
Она казалась раздраженной, когда покачала головой и вздохнула:
— Этого не будет.
— Что вы имеете в виду?
— Штат лишил его родительских прав в отношении тебя. Когда он выйдет, ты не вернешься тут же домой. Ему не позволено контактировать с тобой по любому поводу. — Мое лицо обдало жаром чистейшего гнева, когда она добавила: — Здесь твой дом — с Бобби и Карлом.
После этой фразы я убежала от нее. Безнадежность и горе во мне были слишком сильны, чтобы скрыть их, а я не хотела, чтобы она видела, что я расстроена. Она — кусок дерьма, этот мир — кусок дерьма, и моя жизнь тоже кусок дерьма. Раньше я молилась Богу, прося помочь мне, но он никогда не делал этого, так что и он тоже кусок дерьма, потому что оставил меня существовать в этом кошмаре. Меня — живущую в темноте, со связанными кожаным ремнем руками, со шрамами, которые навсегда поселились на моих запястьях. Меня — униженную и опороченную, занимающуюся сексом со своим братом, пока Карл дрочит, будто мы его личное порно-шоу. Это мой жизненный ад.
Раньше я все время плакала из-за этого ужаса, который начался в мой десятый день рождения, из-за того, что меня вынудили трахаться с братом. Когда это случилось в первый раз, я закрылась в комнате и кричала, и плакала в подушку. Я никогда не забуду тот день; эти воспоминания выжжены внутри меня. День, когда я по-настоящему почувствовала, как украли мою невинность.
Под громкий смех Карла я надеваю обратно свою одежду и несусь вверх по лестнице в свою комнату, закрывая за
Когда я просыпаюсь, то вижу Пика около меня на кровати. Я смотрю на него, он сидит, откинувшись спиной на спинку кровати. Его глаза печальные и налитые кровью, и я отвожу взгляд. Я не могу даже смотреть на него. Я не хочу, чтобы он видел меня, поэтому я закрываю глаза и откатываюсь подальше от него.
Его голос тихий и напряженный, когда он произносит слова за моей спиной:
— Мне так жаль.
Я плачу. Требуется лишь секунда, чтобы эта тяжелая боль завладела мной. Мое дыхание такое неустойчивое, и он не прикасается ко мне как обычно, когда я плачу.
Время проходит, и мои рыдания превращаются в слабые всхлипы, которые высушивают меня, и он вновь начинает говорить:
— Пожалуйста, посмотри на меня. Скажи, что ты не ненавидишь меня.
Я качаю головой, оставаясь отстраненной от него, когда чувствую, что он сдвигается и ложится позади меня. Его голова прижимается к моей спине, и я слышу, как он всхлипывает, прежде чем начинает говорить со мной тихо, выворачивая свою душу наизнанку:
— Ты не одинока. Я не рассказывал тебе правду. Карл не только бьет меня, когда отправляет в подвал, — он подавляет еще один всхлип, и когда я слышу это, мое горло болезненно сжимается. — Он заставляет меня делать разные извращенные вещи с ним, — его голос затихает; он плачет, и я не могу выдержать это. Я перекатываюсь обратно, его глаза закрыты, но его руки находят мое лицо и берут в ладони мои щеки. Открывая глаза, он произносит: — Пожалуйста, не ненавидь меня. Не позволяй ему разрушить то, что у нас есть. Не давай ему такую власть: развести нас в разные стороны, — он делает рваный вдох. — Ты постоянно говоришь, что я все, что у тебя есть, но ведь это и для меня так же. У меня нет никого, кроме тебя. Ты — моя единственная семья, Элизабет. Пожалуйста, не позволяй ему забрать тебя у меня.
Обнимая его руками за спину, я зарываюсь своим лицом в его шею, и мы плачем вместе. В этом мире, который, как я выучила, был равнодушным и мрачным местом, я боялась остаться одна. Я нуждалась в Пике, и понимание, что он тоже нуждается во мне, подтолкнуло меня наконец заговорить. Я никогда не думала, что скажу все это, но внезапно я стала как открытая книга, когда начала всхлипывать около его влажной шеи.
— Я не ненавижу тебя. Я люблю тебя. Но ты сделал мне больно. По-настоящему больно.