Выстрел
Шрифт:
— Шшш, малышка. Я держу тебя, — тихо произносит он. Двери лифта открываются, и он заходит в свой пентхаус, кладет меня на диван и приседает рядом.
Когда я опускаю голову на руки, он убирает их, и я не могу остановить слезы, когда смотрю на него. Черты его лица пересекает тревога, и я знаю, что никак не смогу держать это от него в секрете, потому что нуждаюсь в нем так сильно. Я хочу, чтобы меня утешил именно он. Он единственный, кого я хочу. Поэтому, когда он спрашивает:
— Детка, что случилось? Ты
Я, не колеблясь ни секунды, говорю:
— Я беременна.
Я наблюдаю, как на его лице появляется болезненное выражение, которое разбивает мое сердце. Он закрывает глаза, его лоб мучительно морщится, когда он умоляет:
— Пожалуйста, скажи, что это не от него, — его голос трескается точно так же как и мое сердце, и я говорю ему то, что он хочет услышать, и что хочу я, что желаю — сказку, которой никогда не будет — говоря:
— Не от него.
Он открывает глаза, и слезы выскальзывают из них.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что в том месяце я только начала спать с тобой, и держалась подальше от Беннетта. Его частенько не было в городе, поэтому он не подвергал сомнению мои отказы, — мои слова абсолютная ложь.
— Но я думал, что ты не можешь забеременеть?
— Знаю, — кричу я. — Этого никогда не должно было произойти. Не должно, но произошло, и я очень напугана.
— Не плачь, — шепчет он, когда садится возле меня на диване и притягивает к себе. — Когда ты узнала?
— Только что. Я только что вышла из кабинета доктора. Поэтому шла мимо. Мне нужна была прогулка.
— Ты чертовски напугала меня. Машина почти сбила тебя.
— Прости.
— Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной. Объяснила, как это произошло.
Я откидываюсь назад, высвобождаюсь из его захвата и тяжело вздыхаю, прежде чем говорю:
— Последние несколько дней я страдала от сильных болей, поэтому пошла к доктору. Я проверяла на себе эффективность гормональной терапии, чтобы справиться с болями, но прекратила. Доктор сказала, что боли начались потому, что гормонам требуется время, чтобы выйти из организма.
— Почему ты не рассказала мне, что ты страдаешь от боли, — спрашивает он.
— Потому что тебя легко встревожить, и я знала, что это проблема, вероятно, не больше тех, с которыми я сталкиваюсь постоянно.
— Я беспокоюсь, потому что люблю тебя. Я хочу знать, что с тобой происходит. Я не хочу, чтобы ты что-то скрывала, — говорит он, поворачиваясь ко мне лицом, берет мои руки в свои и кладет их на свою коленку. — И что сказал доктор?
— Ничего. Она взяла кучу анализов, затем посмотрела результаты и сказала, что я беременна, — мой голос дрожит на последнем слове, и я вновь начинаю плакать. Деклан берет мое лицо в свои ладони.
— Все будет хорошо. Я знаю, сейчас ты напугана, но я с тобой и никуда не денусь, — уверяет меня он.
— Хотя
— Почему?
— Потому что у меня слишком много поражений. Она сказала, что будет внимательно наблюдать за мной. Мой следующий прием через две недели.
— Я пойду с тобой.
— Ты не можешь, Деклан, — говорю я. — Беннетт нашел для меня этого доктора. Она знает, что он мой — муж.
Он стискивает зубы, его челюсть напрягается, и он выплевывает:
— Это мой, черт побери, ребенок?
— Да.
— Ты сказала ему, что беременна?
— Нет, — отвечаю я и опускаю голову, признавая. — Я напугана, Деклан. Я боюсь, что он узнает, — я поднимаю на него взгляд, пытаясь сдержать новый поток слез и говорю: — Я не могу рассказать ему. Он не должен узнать.
— Он все равно узнает, но ты не скажешь ему без меня, — говорит он, и реальность всей ситуации поражает меня. — Я знаю, ты боишься, но ты уйдешь от него.
— Деклан...
— Ты уйдешь от него, — приказывает он.
— Только дай мне немного времени.
— Черт подери, Нина. Все, что я делаю — так это даю тебе время.
— Я знаю. Я… прости, но все не так просто. Я уйду, правда, — говорю я, пытаясь убедить его, но уже не могу отличить правду ото лжи. Я не знаю, что, черт возьми, делаю. Я просто паникую, хотя все, что я хочу сделать — это убежать с Декланом. Отправиться в Шотландию, родить ребенка и оставить весь этот жизненный кошмар позади.
— Я не хочу, чтобы он, бл*дь, касался тебя, ты понимаешь? Внутри тебя растет мой ребенок. Этот ублюдок больше не притронется к тебе, — рычит он, и я, даже не вздрогнув, соглашаюсь. — Он уже уехал?
— Прошлой ночью, — произношу я. — Его не будет всю неделю.
Он кивает, и я кладу голову ему на грудь. Его руки прокладывают путь по моей шее в волосы, когда я бормочу:
— Я, правда, боюсь, Деклан.
— Знаю, дорогая. Я позабочусь о тебе, — говорит он, и когда я отстраняюсь и поднимаю голову, он кладет руку на мой плоский живот и добавляет: — Я позабочусь о вас обоих.
Его слова вызывают у меня улыбку, я кладу свою руку на его и хочу всем сердцем верить, что этот ребенок его.
— Я слышала сердцебиение, — шепчу я, и его голос едва слышен, когда он спрашивает:
— Да?
— Да. Оно такое быстрое, — говорю я ему. — Они дали мне фотографию.
Я беру сумочку, вытаскиваю фотографию и отдаю ее Деклану. Он смотрит на нее, и я наблюдаю, как его глаза блестят от слез. Он не пытается спрятать эмоции, пока теряется в изображении.
— Я не думал, что он выглядит так реально, с ручками и ножками, — вздыхает он сквозь слезы.
— Почти десять недель, поэтому мы пропустили стадию, когда ребенок был похож на шарик, — говорю я, выпуская печальный смешок.