Выстрел
Шрифт:
«Если опаздываешь, можно хотя бы позвонить, – хмуро думал Антон, - или не обещать уж тогда…»
– Может, он не смог сегодня приехать, - тихо сказал Шурка, - Славка, ты не грусти!
Славка молча кивнул.
– Папа тебе позвонит… Или нет, ты ему сам позвонишь, Антон, ты запиши себе его номер!
– Конечно, позвоню, - ответил Шуркин отец. – Всякое бывает, может, телефон забыл или ещё что…
– А если что-то случилось? – отчаянно спросил Славка.
А в Тошке резонансом отозвалось унылое эхо тревоги. Не стихающее, собирающее в сердце отголоски звуков расставания, сомнений, переживаний и страха. Капельки вины и обиды.
– Нужно идти, - сказал Борис.
Холодно. Непонятно, ноябрь по календарю значится, как осенний месяц, а погода - как зимой или даже хуже: снега практически нет, а влажность замерзает, и кажется, что на улице минус десять, хотя на самом деле - всего около ноля… Голый асфальт платформ ещё резче контрастирует с этим осенне-зимнем воздухом: он кажется холодным и засохшим, как и всё вокруг. Поезда греют бело-жёлтыми окошками, а с потоками ветра передаётся печаль.
– Пока, Шурка!
– Пока, Антон! Славка, не грусти!
– Ага…
– Пассажиры, побыстрее пожалуйста, поезд скоро отправится!
Вагон дышал паром дороги. Странно так: вот он Шурка со своим папой за пыльным стеклом, - вроде рядом и уже - не здесь. Вагон, словно спутник на орбите дальнего пути, соединяет разные пространства. Пространства – отрезки жизни в разных участках одной планеты.
– Я буду скучать, - выдавил Тошка, глядя в синие глаза отца.
– Ну… - Вздохнул папа, - не надо скучать… Это всё временно, а потом мы снова будем вместе…
«Ненадолго…» - отозвался Антон и сказал:
– Ага…
– Сынок, береги маму и Славку – ты за старшего у меня…
«Ага…» - и уже ничего не ответил – не смог. Грустно.
– Славка, - папа присел на корточки перед братом, - не вешай нос! Всё нормально будет…
Славка только тихонько прижался к отцу…
– Оль, как приедете, звони!
– Обязательно!
… И вот уже папа рядом с Шуркой и дядей Валерой. И тоже рядом и уже – далеко. Потому что не спеша стала уходить платформа. Точнее поезд стал уходить, неспешно прощаясь с платформой и вокзалом – муравейником.
Почему так быстро летит время? И почему так скучаешь, когда расстаёшься с дорогим человеком? Вроде и знаешь, что с ним всё в порядке, что встретишься ещё, а щемящая тоска нет-нет да и всколыхнёт в памяти свежие воспоминания. Тошка попытался её прогнать, глядя в тёмное окно с мелькающими ниточками фонарей: «Шурка приедет к нам под Новый год! Это всего через полтора месяца. И отец тоже… А полтора месяца – это всего шесть недель…».
По отцу он скучал сильнее, чем по другу. Может из-за притаившегося ощущения вины? Да вроде они с ним помирились…
… Когда в тот злополучный вечер отец обессилено сел на диван, Тошка словно проснулся. Тревога нарастала в нём, когда они ждали его с Шуркой возле кинотеатра, усилилась – когда вернулись домой и увидели там только взволнованных мам, и поглотила его двумя страшными часами неизвестности, когда они с Шуркой, притихшие и виноватые, молча слонялись по комнатам. Каждое движение воздуха, каждая вещь в доме передавали напряжение, словно ток по невидимым проводам. А это напряжение колыхало в Тошке мутное и тяжёлое чувство вины. Двойной вины – потому что он, он поссорился с отцом… Помирись он с ним раньше – не пошли бы они с Шуркой в тот вечер в кино – остались бы играть с ним в шахматы или смотреть фильмы дома… Или позвонил бы ему Тошка, сказал что они задержатся… А теперь… Что теперь делать?!
Тревога разлетелась вдребезги от звонка домофона. Как радостно запрыгало сердце у Антона, когда он услышал в нём голос отца! Он подскочил к дверям. Виноватое ожидание отзывалось в нём какой-то внутренней дрожью: внешне он был спокоен, а внутри всё комкалось, спорило, боролось и... робко надеялось помириться… Распахнулась открытая дверь, и напряжение словно стало утекать в неё. Тошка был готов броситься к отцу, и обнять его, как раньше, но почему-то не смог. Он стоял и смотрел на него и на незнакомого парня, который пришёл вместе с ним. Лишь когда папа вдруг побледнел и быстро сел на диван, пройдя мимо Антона, он испугался, собрался с силами, и, словно разбил стеклянную стенку, выросшую между ними. Бросил в неё камешком, и она со звоном рассыпалась, а Антон услышал в этом звоне свой голос, почему-то незнакомый и очень тихий:
– Папа! Прости меня! – и растаял в прижавших его к себе тёплых руках отца… Почему он не помирился с ним раньше?
…Славка молчал. Скучал по отцу? Или волновался за Юру? Тошка тоже тревожился: телефон упорно отвечал долгими гудками.
Юра Антону понравился. Может, открытой улыбкой, может быть, внимательным добрым взглядом, в котором вспыхивало неподдельное сочувствие, когда он расспрашивал Славку и слушал его рассказы, а может, Антон просто был ему благодарен за отца. А может быть - и всё вместе… Жаль, что в тот вечер он недолго побыл у них – допил чай и ушёл к себе домой. И обещал прийти в субботу, пообщаться с ребятами перед отъездом…
Славка не задавал никаких вопросов! Это совсем было на него не похоже…
Почти не задавал - всё же был один вопрос, на который Антон толком ответить так и не смог. Вечером он забрался на полку к Антону и, улегшись на живот, стал смотреть в окно. Антон не удивился – в поезде они часто так ездили: хорошо было просто молчать и ощущать рядом присутствие близкого человека. Он любил дорогу и вечернее постукивание звонких колёс, любил тихое дыхание Славки. Это отдалённо напоминало ему о прошлом лете – трудном, беспокойном, но подарившем ему младшего брата. В Славкиных глазах отражались редкие жёлтые и голубые огоньки. В вагоне было светло, но Тошка сейчас был там, в мелькавшей за окном темноте и в своих мыслях. Славка вдруг спросил:
– Антон… Скажи, а у тебя было такое чувство, как будто тебя делят на части? Будто ты разрываешься между людьми и не знаешь, что делать?
Тошка вздрогнул. Посмотрел на Славку: тот ждал ответа, какой-то подсказки.
– Было, Славка.
Кажется, брат не знал о том ночном разговоре, разрушившим их с отцом мир. Тошка старался не вспоминать его: он не представлял, что ответит отцу, если тот снова заговорит с ним о переезде, и боялся, что они снова поссорятся. Он не хотел уезжать, он понял, что очень скучает по Шурке… Что не сможет он без друга… Быть может, вокруг всё будет лучше, только вот внутри у него, у Антона, будет пусто и безрадостно… А если ещё и заберут у него Славку…