Выстрелы на перевале
Шрифт:
– Видите ли, у меня есть собака, я с ней постоянно гуляю. Мы, собачники, все во дворе друг друга знаем. Моя Найда...
– Кто?
– Овчарка моя.
– Понял, понял.
– Так вот, Найда всегда с Арамисом играет, мы их даже вязали два раза...
– Арамис, я понимаю, другая собака?
– Да, тоже овчарка, у соседки. А дня четыре назад, я смотрю: с Арамисом какойто парень. Я думал с ним поболтать, пока собачки гуляют, а он отвернулся и бочком-бочком от меня. Капюшон зачем-то надел, хотя сам в шапочке, а день теплый. Я на другой день соседку спросил, она смеется, что, мол, ревнуешь. Говорит на майские праздники познакомились,
– А кроме капюшона, что в нем подозрительного?
– Да ничего. Только похож очень на ту фотографию, что показывают. И рост такой, и на щеке - родинка.
Гопа схватился за авторучку. Еще в первый день, раздобыв фотографию Малого, сыщики спорили, пририсовывать ему родинку, неясно видимую на фото, но описанную Ниной, или просто указать в описании примет.
– Как мне Вас найти?
– Да я бы не хотел...
– Хорошо, а адрес соседки?
– Колымская, 14. Средний подъезд, второй этаж, налево. Номер квартиры не помню.
– Найдем, спасибо большое.
– Только вы меня не ищите.
– Да что вас искать: сосед с собакой Найдой...
– Тьфу, черт!
– Не волнуйтесь. Слово офицера, мы вас не потревожим. У нас против него есть все, что нужно.
* * *
– Погуляй с Арамисом!
– Да он меня не слушается, еще сбежит.
– Ну сходи, я устала, ноги отваливаются. Отдохну чуть-чуть, зато, что я тебе приготовлю!
"Пошел все-таки. Разворчался. Вот чудик! Из дома не выгонишь. Бывший благоверный так тот хуже Арамиса был. За любой сучкой - хвост трубой. А уж за бутылкой, вообще, - хоть на край света. После развода думала, синяки до конца жизни не сойдут. А этот - ласковый и домашний, как телок. Смешной такой увалень. Иногда три раза позовешь: "Коля, Коля!" - пока повернется да откликнется. И познакомились смешно. На Первомай гуляли с девчонками возле горнолыжки, надумали шашлыки жарить, а на четверых - ни одного мужика. Возились, возились, половину мяса загубили: то сырое, то сгорит. Антонина, та - прикольщица: уткнула руки в боки и как рявкнет на всю округу:
– Водятся в этом долбаном лесу мужики или нет?
И вдруг он подходит. Улыбается так, что Тонька и та с ходу растаяла. И глаза эти! Боже мой, сколько ласки может быть в глазах человеческих!
– Водятся, - говорит, - и даже не сильно дикие.
Ой, а дальше и вспомнить стыдно. Как они завелись все с ходу. Наперебой болтали, дурачились. А потом, когда он ей сказал: "Давай уйдем"... Захотел бы ее прямо там, на веселой мшистой прогалинке, на глазах у подружек - отдалась бы, ни на секунду не задумалась.
Девчонки обиделись сначала. А потом Тонька вроде весело так говорит:
– Ладно, благословляем. Опять же конкуренция убывает.
А у самой глаза больные. У нее муж-то хороший был. Любила она его очень. Погиб в аварии.
Так, ладно, размечталась. Чтобы мужик мужиком был, его кормить надо. Хотя куда его, чертушку, кормить. Уж на что я за этим делом изголодалась и то... Ах ты, Коля-Коленька...
– Женщина весело, вслух рассмеялась своим мыслям.
– Пора на кухню. Надо телик включить, может, музыкалку передают".
Щелкнула включателем, дождалась, пока старенький "Рекорд" подаст звук:
– За совершение убийства разыскивается Дегтярь Дмитрий Степанович, 1968 года рождения...
Мельком глянула на экран, собралась переключить канал и замерла: с экрана смотрело лицо Николая. Ее Коленьки. "Как же так. Что делать-то?".
Незнакомый мужской голос, явно не дикторский, продолжал:
– Разыскиваемый может скрываться под чужими именами, входя в доверие к женщинам. Очень опасен. Может быть вооружен. Всех, кто располагает сведениями о нем, просят звонить по телефонам...
"Погоди, погоди... сумка. Да, его сумка. Как он вчера метнулся, когда она хотела белье для стирки забрать. Где же она?.. Господи!".
В кармашке сумки лежал паспорт на имя Дегтяря. На дне - обрез.
Малой, встав между сараями во дворе и отвернувшись, будто от майского прохладного ветерка, искоса оглядывал двор. Время было неурочное, для обычных собачников еще рано. Светловато, конечно, зато с дебильными вопросами никто не лезет: "Какой у вас ошейник классный, где купили? Что-то у вас шерсть тусклая, и глаза нехорошие, давно глистов гоняли?".
Хотел одной дуре сказать, что у меня шерсть везде в порядке, а на глисту она сама похожа, да не стал связываться. Скандалы сейчас ни к чему.
"Черт бы ее побрал, эту Зинку. Стоишь тут, как светофор, светишься. Это она его отослала, чтобы сюрприз приготовить. Сейчас нарядится, или жратву какуюнибудь вкусную приготовит. Из кожи вон лезет, чтобы угодить, привязать. Ага, всю жизнь мечтал с тобой прожить. Будто других баб нет. Вон, пожалуйста, идет какаято мадам. Ух ты, классная телка! Походочка от бедра, и на мордашку очень даже ничего.
– Малой повернулся, дерзким взглядом в упор встретил женщину. Та ничуть не смутилась, стрельнула в ответ игривыми глазками, шагнула чуть шире, чем следовало, мелькнув стройной ножкой в разрезе длинной юбки. Но при этом умудрилась сбавить скорость наполовину, явно ожидая, что он ее остановит, заговорит.
– Вот шалава. Жаль, ты мне раньше не попалась, а сейчас лишний контакт - лишняя засветка. Ну все, хватит тут торчать. Пора в хату".
Женщина оглянулась через плечо, проводила Малого капризно-разочарованным взглядом и, гордо вздернув голову, повернула за угол дома. Пройдя несколько шагов, она снова огляделась, на сей раз профессионально, будто невзначай, и вполголоса сказала неизвестно кому:
– Это он. Подозвал собаку, проследовал в подъезд.
Из-под стильной кожаной курточки чуть слышный мужской голос ответил:
– Вас понял, возвращайтесь на базу, объект принят вторым.
В частном "Москвиче", в квартале от этого места сидели и трепались, скрывая за болтовней напряжение, опера "шестерки". Группа захвата ждала в УАЗике на перекрестке, изображая усиленный наряд ГАИ и вызывая понимающе-ироничные взгляды настоящих гаишников. В "Москвиче" ожила рация, и все смолкли на полуслове:
– Первый, я второй.
– Слушаю, второй.
– Проследуйте к месту.
– Вас понял.
Машины подъехали со стороны торца здания, где не было окон. Жорка не торопясь вышел из "Москвича" и, перейдя двор, за сараями, коротко переговорил с каким-то прохожим.
Вернувшись в машину, ухмыльнулся:
– Наш дружок на месте. Свидание назначено, нас ждут, сгорая от любви.
Не хлопая дверцами, опера и бойцы группы захвата быстро высыпались из машин и без единого звука, не задавая вопросов, рассредоточились, скользя вдоль стен. Двое остались у подъезда. Двое - под окнами с обратной стороны: бывали случаи, когда уходивший на прорыв преступник вламывался в чужую квартиру и выпрыгивал из окна там, где его не ждали. Остальные бесшумно, как шарики ртути, вкатились в подъезд.