Выстрелы с той стороны
Шрифт:
Распрощавшись с господином Уэмурой у длинной правительственной "хонды" (можно было ещё в саду, но граф не отказал себе в удовольствии полюбоваться тремя прелестными телохранительницами Левого Министра), граф отправился в обратную прогулку — снова к фонтану с бронзовой красавицей и сатирами. Там его ждали.
Господин де Сен-Жермен отлично помнил не только времена Короля-Солнца и его преемников, но и революцию. А потому никогда не назначал подчиненным и посторонним встреч на неопределенное время. Морис Такон относился к числу тех немногих, кому де Сен-Жермен мог сказать: "Если меня не будет, подождите". Тем более что гостю было чем заняться.
— Весьма занимательный был
— Вы думаете, он даст результат?
— Это зависит от того, чего хочет наш друг. Что касается нас, то даже в самом худшем случае мы выигрываем время. Я только одного опасаюсь: не превратится ли Европейская Россия в котел, за давлением которого некому следить? Нам будет неприятно, согласитесь, сидеть на таком котле.
— Думаю, — граф де Сен-Жермен прищурился на закат, — там найдется кому уследить за котлом. Главное, чтобы все его силы уходили на это. На слежение за котлом.
— Кого вы рассматриваете в этом качестве? — заинтересовался господин Такон. — Коваленко? Рыбака?
Граф улыбнулся и покачал головой.
— Есть один очень старый фильм. Потом сделали трёхмерную версию, но неудачно, непременно найдите фильм, а не моби. Он называется "La scorta", "Охрана". Вы кое-что поймете о Волкове. В частности, почему его уже поздно — и еще рано — убирать сейчас. Да и не думаю я, что у нашей чёрной шапочки это получится. Но вы правы, Морис, пока они занимаются друг другом, мы можем многое успеть.
Морис Такон улыбнулся, чтобы обозначить: шутка оценена высоко. И в самом деле: Volkov в переводе с русского — сын волка, стало быть, тоже волк. Старая сказка на новый лад: лё пти шаперон нуар э лё лю блан[3]. Черная шапочка очень-очень хочет в лес. В сибирский лес. Но волк считает себя его законным хозяином. Ситуация усугубляется тем, что у сибириан — или как это по-русски, сибириак? — есть свое мнение насчёт обоих.
Но пока что… Высокий господин Морис Такон не принадлежал к числу старших, которые ловят каждое слово начальства. Вернее, по природе своей не принадлежал. Но уже давно твердо знал по опыту, что каждое слово его непосредственного начальника ловить нужно. Потому что оно сказано не зря.
Так что он дал инструкции штату, выкроил время и посмотрел старый фильм. А потом пересмотрел его снова. Сюжет был из числа вечных — в какую-то дыру на Сицилии приезжает новый судья, и ему, естественно, выделяют охрану. Если бы это снимать сегодня, изменилась бы разве что техника. Даже нервную закадровую музыку можно было бы оставить.
Проходы, проезды, диалоги, медленное врастание. Судья — сухарь и шахматист, но он знает дело, знает людей и начинает распутывать местные узлы. И его охрана, которой поначалу дела нет до самого судьи — ещё один объект, ещё один северянин — ежедневно наблюдая это медленное движение против течения, потихоньку втягивается в него. Вот почему коридоры, проходы, лестницы. Становится видно — вот тут ещё идут объект и телохранители. И тут. И тут. А вот тут — уже нет. Это — вожак и его стая. И стать бы им еще одним из местных кланов, пусть даже и "хорошим" кланом — но северянин умён. И по-своему, очень по-своему, честен. Он заметит происходящее раньше всех. И примет меры. Переориентируя чужую лояльность, чужую веру с себя на решаемую задачу. И поэтому, когда судью все-таки уберут… вот они идут к самолету. Лидер — и его команда. Они будут стоять за него — но смогут и без него. Не эскорт, а люди, у которых есть цель.
Высокий господин Морис Такон, крутит в длинных темных пальцах световое перо, смотрит в экран. Его патрон, высокий господин де Сен-Жермен, в который раз прав. Там в Москве —
___________________
[1] Дух местности (лат.).
[2] Китайщина (фр.) — течение в искусстве рококо, поверхностное подражание китайским образцам.
[3] Маленькая черная шапочка и белый волк (фр.)
Иллюстрация. Отрывок из письма Мортона Райнера к Ростбифу
…и невозможно отделаться от впечатления, что они готовили свой приход. Незадолго до Полуночи вспыхнула бешеная мода на вампиров. Книги исчислались тысячами наименований, фильмы — сотнями, молодые люди одевались в черное, обзаводились аксессуарами в виде гробов и черепов, а особо увлеченные вставляли себе декоративные клыки…
Романы о вампирах появлялись со времен лорда Байрона, но ни один из них не породил такого взрыва эпигонов. Ни «Салимов Удел», ни почти пророческие книги Хэмбли. Волну бешеного интереса к паразитам вызвала примитивная подростковая сага о любви школьницы к вампиру.
Эпигоны и эпигоны эпигонов еще примитивней. Я прочитал все, до чего смог дотянуться, и это было невыносимо скучно, потому что сюжет кочует из книги в книгу, язык ужасен. В этих книгах нет ни художественной правды, как в «Салимовом уделе», ни правды факта, как в иных книгах Райс, они лживы насквозь, и их обилие поначалу наводит на мысль о существовании заказа со стороны наших кровососущих приятелей. Внедрить в неокрепшие девичьи мозги идеал бледного клыкастого красавца, а лет через десять пожинать плоды.
Нет, я понимаю, что это слишком напрашивается, чтобы оказаться правдой. И вряд ли доповоротные высокие господа выбрали бы для воплощения своего плана в жизнь Стефани Майер — они не страдали столь вопиющим отсутствием литературного вкуса. Да и сама Стефани Майер — скорее всего, эпигон. Я не уверен на сто процентов, но сюжет о школьнице, влюбленной в вампира, впервые появился в одном остроумном молодежном сериале, который дал название нашим американским коллегам. Там вампиризм возлюбленного главной героини служит метафорой инфантильного эгоцентризма, который столь многие зачем-то пестуют всю жизнь до седых волос. А у Стефани Майер и ее эпигонов это не метафора, это совершенно всерьез: как хорошо иметь бойфренда-вампира. Из книги в книгу одинокая непонятая школьница влюбляется в столь же одинокого энигматичного новичка, который, оказавшись — кем бы вы думали? — поднимает ее подростковый статус до немыслимых высот. Такое не могло прийти в голову высоким господам доповоротной эпохи, которым хватило ума и терпения пережить века, приспосабливаясь к бегу времени. Нет, друг мой, процесс шел в обратную сторону. Не они подготовили нас к этому — мы сами хотели и ждали появления тех, кто заменит нам Бога, который, по непроверенным данным, в эпоху Просвещения заболел, а с началом постмодерна и вовсе помер, не приходя в сознание.
Я знаю, что ты скажешь, а ты заранее знаком со всеми моими возражениями. Бога отрицать легко, но отрицать потребность людей в трансцендентном, а точнее, в десцендентном, по-моему, невозможно. Деизм как дистиллированная вода: утоляет жажду, но не питает организм. Без плацебо способны существовать, по всей видимости, единицы из тысяч — и что делать с тысячами? Человек хочет, чтобы бог нисходил время от времени, утешал, иногда наказывал — словом, был рядом. Удовлетворение этой потребности породило вполне чудовищные религии, фрустрация этой потребности породила еще более чудовищные тоталитарные режимы ХХ столетия. Возможно, что попытка «перерасти» эту потребность породила Полночь со всеми ее последствиями.