Выстрелы с той стороны
Шрифт:
…Эней лежал в своей каюте и смотрел новости через Антонову планшетку. Игорь лежал в соседней — раны затянулись, пули Кен вчера вынул. Бедный Антошка. Не сгорел бы он там, на палубе, заснувши… Эней приподнялся, его сразу же потащило вбок, и он решил снова лечь и продолжить сбор информации.
Полиция выжала из осмотра места происшествия всё, что смогла, и теперь туда пустили журналистов.
— …Тела охранников уже убрали, но стены и потолки по-прежнему забрызганы кровью. Убиты четверо, трое пропали без вести: глава агентства "Глобо" Аннемари Эллерт, сотрудник службы безопасности "Глобо" Генрих Фогель и референт Магдалена Саадат-заде…
В самом деле ещё не нашли девушку или темнят? Или парни из чёрной
Сцены погрома сменились портретами пропавших. Милая старушка, приятные с виду юноша и девушка…
— Террористы, предположительно — из ультралевой анархической организации "Роте Фане", также захватили в заложники одного из репортеров "Глобо", Макса Горовица.
Сами "Роте фане" участие в акции отрицали, но на всю сеть восхищались "мужеством неизвестных героев".
А Макс выглядел так, что хоть сейчас хорони — но, принимая свои пятнадцать минут славы, держался бодренько.
— Один из них был размалеван как клоун, — рассказывал он. — Другие в масках. Всего я насчитал пятерых, но могу и ошибаться. Меня заставили выпить наркотик с… каким-то препаратом для лечения глаз… У меня до сих пор всё расплывается…
Это у тебя пройдёт, мысленно сказал Эней. И быстрее, чем у меня.
— Господин Горовиц находился в слишком тяжёлом состоянии, чтобы составить словесный портрет похитителей, — продолжал диктор. — Но, по его словам, двое из пяти преступников — европейцы северного типа, двое — новые европейцы, принадлежность третьего, загримированного под клоуна, пока не установлена. База данных "Глобо" разрушена вирусом, и специалисты сейчас работают над тем, чтобы получить данные камер внутреннего наблюдения. С терактом в здании "Глобо" связана и хулиганская выходка на Бецирксаммт-Эйсбюттель. — Картинка сменилась, теперь на ней был давешний кристаллический торговый комплекс с высаженным фасадом. — Эти кадры любезно предоставлены каналу АТ-1 Максом Горовицем, сотрудником "Глобо". Каким образом преступники сумели завладеть первым фургоном — пока неизвестно… Полицейский комиссар Гамбурга Омар Салим, — продолжал диктор, — не сомневается в том, что головной офис был разгромлен террористами-профессионалами, хотя ещё ни одна группировка не взяла на себя ответственность за похищение и убийство. В Гамбурге и по всей прилегающей территории объявлена антитеррористическая тревога…
Диктора сменил комиссар Салим.
— Мы призываем всех граждан сознательно отнестись к поиску террористов. Наши сотрудники, возможно, будут отвлекать вас от работы или отдыха, останавливать на улице и проверять ваши транспортные средства. Но у нас нет другого способа отыскать убийц и восстановить общественный порядок. Прошу вас сообщать нам обо всех незнакомых людях в вашем окружении, обо всех, кто ведёт себя странно. Помните: террористы не ходят по улицам с красным черепом на футболке, натянув на головы маски. Они выглядят как вы и я.
Это он прав. Как вы и я. И так и должно остаться. Нужно уходить за Драге и выше — а потом спуститься по каналам, когда они будут измотаны этой беготней, где-то через недельку. Отправить Костю с Антоном, а самим поодиночке наземным транспортом в Глюкштадт… Глюк-штадт… город счастья… Штат глюка… Господи, неужели опять начинается?
Эней переключил машинку на режим записи, закрыл глаза. Лежать и лежать, пока кровь не очистится вся, пока восемь литров раствора не пройдут через систему. Это двенадцать часов, что ли? Да меня разорвёт от внутреннего напряжения. А каково Мэй изображать там, снаружи, веселье и детский визг на лужайке? А ещё нужно будет в Драге пошляться по кафе, позаигрывать с барменами… Хотя она сделает всё, что угодно — лишь бы не лежать тут, точнёхонько над головой нашей бабушки Аннемари, со мной, гадом, который был готов в неё стрелять…
"Это
…К тому моменту как навалилась темнота, огни города остались далеко позади — только звезды двоились в реке да призрачно мерцали бакены, крашеные флуоресцентной краской. Мотор заглушили — и в полной тишине шестеро встали над телом, зашитым в простыню. Костя сказал недлинную молитву, тело переложили на доску, приподняли край — белый сверток соскользнул в черную воду, и по звездам пошла рябь.
Тело пошло ко дну не сразу — какое-то время плыло довольно близко к поверхности, ткань пузырилась, зашитый в неё груз делал свое дело медленно. Но всё же делал — ткань намокла, тело пошло вниз почти вертикально, оставляя след из мелких серебристых пузырьков. Эней зарядил в барабан один патрон, над рекой раскатился выстрел — а затем всплеск: "Питон" Ростбифа ушел в Эльбу. Больше Эней ничего не мог сделать для старой женщины-солдата.
Погода стояла прекрасная — для перехода конечно. Прогноз — самый радужный. План отступления не дал ни одной трещины — три недели хождения на яхте оказались достаточной школой, чтобы Антон и Костя смогли спуститься каналами до Глюкштадта.
Костя рассказал, как на обратном пути через Гамбург его проверила полиция. Костя и Антон показали документы, доверенность на яхту, рассказали историю про польского друга, у которого "накрылся отпуск", позволили обшарить судно (никакого криминала на яхте не было, весь криминал вывез Цумэ), предложили полицейским кофе. Видели ли они этих людей? — им предъявили россыпью кучку снимков, в том числе и старые снимки Энея, и компьютерные реконструкции, в которых, напрягшись, можно было узнать Мэй Дэй и Десперадо. "Нет, не видел. А кто они?" — "Как, вы не слышали последние новости из Гамбурга?" — "Шутите, я от руля не отрывался. А что случилось?" — "Теракт." — "Вот блин." — "Простите, что?" — "Это я так, выругался. Гады." — "Большое спасибо, герр Неверов, герр Маковский" (такой была фамилия в польском аусвайсе Антона). — "Да не за что…"
— Это хорошая новость, — сказал Эней, услышав, что полиция по-прежнему думает, что у него лицо Савина, снимков Мэй и Десперадо в обороте нет, а Ростбиф всё ещё значится в сомнительных покойниках. — Они попетляют какое-то время. Но в канал мы не пойдём. А двинем мы в Санкт-Петер.
— Куда? — изумился Костя.
— Санкт-Петер. Есть тут такой город-тёзка.
Ну и двинули. Погода меняться не собиралась, полиция больше не проявляла интереса к яхте, ребята смогли, наконец, выспаться — словом, все было хорошо, если не считать того, что все было плохо.
И когда между Энеем и Мэй грохнуло, все почувствовали облегчение, как после грозы. А грохнуло знатно. И деваться на десятиметровой яхте было совершенно некуда.
— Милые бранятся — только тешатся, — сморщился Игорь. — Когда ж они натешатся, наши Бонни и Клайд…
Бранилась в основном Мэй. И как бранилась. Стах бы покраснел.
— Сильно фонит? — поинтересовался Антон.
— До небес.
Наконец, дверь носовой каюты с грохотом раздвинулась и с таким же грохотом схлопнулась. Пригнувшись, чтобы заглянуть через окно в салон, Антон увидел Энея — тот стоял, упершись руками в стол, и смотрел на столешницу так, как будто это она, а не Мэй, только что поминала всю родословную балтийской селёдки, начиная с Дарвина. Не замечая Антона, командир поднял руку, словно продолжал диалог без слов — и уронил её в жесте отчаяния. Глянул вокруг, не обнаружил ничего, пригодного к употреблению в качестве поля яростной деятельности — посуда перемыта, еда подъедена — и хлопнулся на диван, руки на тот же стол, головой на руки.