Вытащить из петли
Шрифт:
— Заказал сэру Джорджу, однако писали-то вы, — недоверчиво заметил Сандмен.
— Сэр Джордж пьет, — с осуждением сказал Корде, — начинает за завтраком и пьянствует до поздней ночи, у него от этого руки трясутся. Так и выходит: он пьет, а я пишу.
Сандмен задался вопросом, уж не впал ли он в легковерие, ибо все сказанное Корде звучало до глупости убедительно.
— Вы работали в мастерской сэра Джорджа? — спросил он.
— Нет, муж заказал портрет в спальне, поэтому я там и писал. Портрет в интимной обстановке, такие нынче в большой
— Что-то я вас не пойму, — нахмурился Сандмен.
— Канова сделал знаменитую скульптуру сестры императора, вот каждая европейская красавица и желает, чтобы ее изобразили в такой же позе. Женская фигура возлежит на кушетке со спинкой, в левой руке держит яблоко, правой подпирает голову. Фигура — полуобнаженная.
— Значит, графиня позировала вам раздетой?
— Нет. — Корде помялся, потом пожал плечами: — Она не должна была знать, что ее напишут обнаженной, поэтому на ней были ночная рубашка и пеньюар. Потом мы бы написали груди с натурщицы. Я только делал предварительные наброски — контуры и цвета. Рисовал углем на холсте и добавлял немного красок — цвет постельного покрывала, цвет обоев, кожи и волос ее светлости. Преизрядная была сука.
Последние слова разбудили в Сандмене надежду: именно так, со злобой, и положено отзываться убийце о своей жертве.
— Она вам не нравилась?
— Я ее презирал. — Корде сплюнул. — Шлюха чистейшей воды. Но то, что она мне не нравилась, еще не делает меня насильником и убийцей. Кроме того, вы же не думаете, будто женщина вроде графини Эйвбери позволит ученику живописца находиться с ней в комнате без свидетелей? Все время, пока я работал, при ней была горничная.
— Была горничная? — переспросил Сандмен.
— Конечно. Уродина по имени Мег.
— Мег, как я понимаю, выступала в суде?
— Мег исчезла, — безнадежно вздохнул Корде. — Когда дошло до суда, ее не смогли найти, поэтому меня и ожидает петля. — Он съежился и опять разревелся.
Сандмен уперся взглядом в плиты пола.
— Где дом?
— На Маунт-стрит, — ответил юноша сквозь рыдания.
От слез Корде Сандмену стало неловко, однако теперь он был по-настоящему заинтригован и продолжил расспросы:
— Вы признаете, что находились в доме графини в день убийства?
— Я там был перед самым убийством. Там есть черная лестница для прислуги, и кто-то постучал в дверь. Особым стуком, условным. Мег свела меня по парадной лестнице и выставила за дверь. Пришлось все там оставить — краски, холст, все-все, вот констебли и решили, что это моих рук дело. Не прошло и часа, как меня забрали из мастерской сэра Джорджа.
— Где она расположена?
— На Саквил-стрит. Над лавкой ювелира Грея. — Корде поднял на Сандмена покрасневшие глаза: — Что вы теперь будете делать?
Сандмен и сам не знал. Он рассчитывал услышать признание, вернуться в «Золотой сноп» и написать для министра отчет. Теперь же он пребывал в замешательстве.
— Буду вызнавать, — резко ответил он и вдруг понял, что больше не в силах выносить смрад, слезы, страдания, повернулся и сбежал по лестнице. Очутившись наконец в Давильном дворе, где воздух был чуть свежее, он на миг испугался, что надзиратель не выпустит его в коридор, но его, разумеется, выпустили.
Привратник открыл шкаф и достал часы Сандмена — брегет в золотом корпусе, подарок Элинор. Он пробовал было вернуть ей часы вместе с письмами, но она наотрез отказалась их взять.
— Нашли, кого искали, сэр? — поинтересовался привратник.
— Нашел.
— И он, понятное дело, наплел вам с три короба, — хихикнул привратник. — Но узнать, когда злодей врет, легче легкого, сэр.
— Был бы рад услышать, как именно.
— Коли разговаривает, значит, непременно врет.
Привратник зашелся смехом в восторге от своей шутки, а Сандмен спустился по ступенькам на Олд-Бейли.
Он щелкнул крышкой брегета: время только перевалило за половину третьего. На внутренней стороне крышки Элинор велела выгравировать: «Райдеру in aeternam», и это явно вероломное обещание отнюдь не улучшило его настроения.
Сунув брегет в кармашек для часов, Сандмен пошел на север. Его раздирали противоречивые чувства. Суд посчитал Корде виновным, однако же слова юноши звучали правдоподобно. Привратник, разумеется, прав, в Ньюгейте каждый узник свято верит в свою невиновность, но Сандмен не был такой уж простак. Он блестяще командовал ротой и полагал, что способен разобраться, когда ему лгут, а когда говорят правду.
Он решил, что ему нужен совет. И отправился за ним туда, где играли в крикет.
Глава 3
Когда Сандмен подошел к Артиллерийскому полю, часы в Сити как раз пробили три. Стоял шум, значит, народу собралось много и матч был интересный. Сборщик платы в воротах махнул Сандмену, чтобы тот проходил:
— С вас, капитан, я шестипенсовик не возьму.
— А надо бы, Джо.
— Ага, а вам надо бы играть, капитан. Давненько не видали мы вашей биты.
— Лучшие годы мои уже позади, Джо.
— Позади, старина? Ваши лучшие годы? Да вам еще и тридцати не стукнуло. Давайте-ка проходите.
Команда маркиза Канфилда выступала против сборной Англии, и один из его игроков только что упустил легкий мяч. Сандмен взглянул на доску — сборная, находясь во втором периоде, обгоняла противника всего на шестьдесят пробежек и все еще имела в игре четырех игроков из одиннадцати.
Он не спеша прошел мимо экипажей, выстроившихся вдоль линии игрового поля. Седовласый маркиз Канфилд, устроившийся в ландо с подзорной трубой, холодно кивнул Сандмену и отвернулся с подчеркнутым безразличием. Еще год назад, до того как отец Сандмена навлек на себя позор, маркиз бы поздоровался с капитаном, но теперь фамилия Сандменов была смешана с грязью. Тут из другого открытого экипажа послышалось: