Вьюга юности
Шрифт:
Саша вышла на улицу – словно в иной мир: такой знакомый и такой далекий, похожий на черно-белую фотографию, где даже сегодняшний день выглядит на сто лет старше. Дом Павла Львовича, как всегда, заваливался на забор. Окоченевшие яблони обступили двор. Старенький «Запорожец» одиноко стоял у сугроба, как брошенный пес. А по дороге носились дети, они играли в снежки, смеялись и не знали, что совсем рядом, в довоенном срубе, поселилась смерть. Они пробегали мимо нее, не боясь потревожить. Они лишь смеялись над ней:
– Э-ге-ге, уноси ноги от Затерянного колодца! – кричал румяный мальчуган в съехавшей набекрень
– Не догонишь! Не догонишь! – отвечала ему со звонким смехом девчушка, и красный шарф летел за ней через снег хвостом пылающей кометы.
Жизнь наступала на пятки смерти, жизнь перешагивала через нее, жизнь спешила никогда не кончаться…
Глава двенадцатая
Бабушкины сказки
Тучи сползлись на небе так быстро, словно кто-то застегнул «молнию» пуховика, пряча голубую водолазку. В воздухе закружились хлопья снега – начиналась настоящая пурга. Саша подставила лицо мокрому ветру, а тот облизывал ее щеки, колол глаза и заставлял чувствовать – ты живешь! Она ощущала это кожей, но внутри по-прежнему была пустота. Будто все сказанные Павлом Львовичем слова летали вокруг вместе со снегом, а размышления о брате остались где-то далеко, за метелью. Саша поняла – еще несколько минут, и она превратится в натуральную снежную бабу – пора было идти домой.
Бабушка сидела на диване возле печки. Расшитые крестиком подушки подпирали ее тело с боков. Она читала, а может, просто-напросто прикорнула над книгой: морщинки на лице разгладились, и, если бы не седина в волосах, ее можно было бы принять за довольно молодую женщину. Да и подумать, бабушке еще не исполнилось семидесяти. Саша смотрела на нее и словно оттаивала – даже под ногами образовалась лужица мокрого снега. Миша скорее всего ваял в парке свои скульптуры или же шатался с Димкой по городу. Дома было так тихо, что редкое потрескивание дров в печи заставляло вздрагивать…
Бабушка встрепенулась, взглянула на Сашу и заулыбалась – морщинки на ее лице ожили, затанцевали вокруг глаз, губ, на лбу. И в комнате стало чуть-чуть светлее и теплее.
– По пирожку с чаем? – Бабушка потянулась – видимо, она все же задремала над книгой.
Саша разделась, подошла к ней, села рядом на теплый от печи пол и положила голову бабушке на колени. От ее юбки пахло тестом и мятой – такой знакомый и родной запах.
– Павел Львович умирает, – сказала Саша и сама удивилась: так спокойно звучал голос.
– Знаю. – Бабушка погладила ее по голове.
Саше очень хотелось заплакать, но внутри стало так пусто, что даже слезам неоткуда было появиться. Она все сидела, ощущая бабушкину ласку. Волосы рассыпались под ее мягкими пальцами, отчего по телу шли мурашки. А совсем рядом в печи жил своей привычной горячей жизнью огонь, и он вовсе не знал о том, что творится вокруг.
– И давно ты знаешь об этом? – спросила Саша.
– Еще перед Новым годом Паша рассказал мне, Кате и Коле о своей болезни. – Бабушка вздохнула, но ее пальцы продолжали перебирать Сашины волосы. – В тот же день я позвонила твоей маме в Москву. Никите с Димкой мы пока ничего не говорили…
– А Мише? – затаила дыхание Саша.
– Мише сказать надо, но у нас не хватает духа. – Бабушкина рука на миг замерла в Сашиных волосах. – Павлуша для него так много значит…
Сейчас Саше казалось, что из нее разом вытряхнули все внутренности, а потом как угодно покидали обратно. Отчего сердце провалилось куда-то вниз и не подавало признаков жизни, зато желудок застрял в груди. Ее даже начало подташнивать и чуть-чуть закружилась голова. И если бы она не сидела на месте, то точно бы упала с ног.
– Но это так несправедливо, ба! Он же еще совсем не старый. – Саша сильнее прижалась к бабушке, чтобы пропитаться ее спокойствием и мудростью.
– Иногда люди уходят от нас слишком рано, – вроде бы согласилась бабушка, – но всегда вовремя. Я в это верю.
Саша пыталась как-то переварить услышанное, но ничего толком не понимала. Какое-то время они молчали, и лишь дрова продолжали трескотню в печи да вьюга посвистывала за окнами. А потом Саша тихо спросила о том, что сейчас тревожило ее больше всего на свете:
– Бабуль, а тебе страшно думать о смерти?
– Страшновато, но скорее любопытно.
Саша удивленно подняла голову с бабушкиных колен.
– Шутишь?
Но бабушка не шутила, лицо ее было спокойно и задумчиво. Она отложила книгу и приготовилась к длинному разговору. Саша села рядом с ней на диван, подоткнула под спину одну из подушек и совсем забыла и про свое сердце, и про свой желудок…
– Помню, когда я была еще совсем маленькой, – издалека начала бабушка, – то очень боялась слова «цирк». Это слово казалось мне похожим на «крик», а еще очень напоминало неприятный звук, который может издавать скольжение железа по стеклу. И вот как-то раз к нам в Истру приехал цирк «Шапито». Родители решили сделать мне подарок и повели на представление. Ты не представляешь, как же я упиралась! Чуть ли не насилу подтащили меня к арене. И что ты думаешь? – Бабушка не спрашивала, а скорее утверждала. – С тех пор я обожаю цирк! Меня сразу и окончательно заворожили канатоходцы и воздушные гимнасты, поразили шпагоглотатели и развеселили забавные клоуны. Но прошло много лет, прежде чем я поняла: незачем бояться неизведанного, тогда как всегда приятнее ждать от жизни новых интересных открытий. Вот и пугающий цирк оказался всего-навсего чудесным праздником детства…
Саша не могла поверить своим ушам. Бабушка смешала совсем разные вещи в одно. Как если бы варенье было сварено из малины и говяжьей вырезки.
– Ты сравниваешь смерть с цирком? – Саша разглядывала бабушку, как музейную диковину – редкостный экспонат. – Ты смеешься над ней и вовсе не боишься?
Бабушка разгладила складки на юбке с таким видом, будто это было важнейшим делом ее жизни, а затем продолжила – тихо, но твердо:
– Я прожила на этом свете немало, по дороге теряя многое – кучу нужных вещей, временных увлечений, долгих и коротких лет, молодых и старых друзей. А недавно потеряла страх смерти. – Бабушка пожала плечами и улыбнулась. – Он пропал где-то между забытыми очками и выпитым кофе. Сейчас я понимаю, что искать его бесполезно и бессмысленно…
Саша даже поежилась, как будто могла ненароком вляпаться в этот потерянный бабушкой страх. Что для бабушки было шуткой, Саше вовсе не казалось таким уж веселым. И ей даже почудилось, что страх может вот-вот вынырнуть из-за диванной подушки или настигнуть ее за обеденным столом: притаившись где-нибудь между солонкой и перечницей.
– А я никак этот чертов страх потерять не могу! – Саша лишь позавидовала бабушке: как у нее все легко получалось. – И выбросила бы, да не выходит.
Бабушка даже не рассердилась на Сашины чертыхания, лишь улыбнулась и покачала головой.