Вьюга юности
Шрифт:
– Тебе рановато еще терять столь важные вещи, – спокойно сказала она. – Всему свое время. Куда такой хорошенькой девочке без страха? Поразмысли, именно он и охраняет тебя от необдуманных поступков. Это мне – старой, терять кроме страха смерти было уже нечего…
Бабушка откинула Сашины волосы назад, она любила, когда лицо оставалось открыто, и явно хотела сейчас рассказать о чем-то сокровенном. Заглянула внучке в глаза и еще тише продолжила:
– Иногда мне кажется, что старость похожа на высокую стену, которую с каждым годом все выше и выше воздвигает вокруг меня жизнь. И вот когда-нибудь я окажусь окончательно заточенной в крепость. Это станет походить на мои детские мечты – я росла на сказках Андерсена
Саша смотрела на бабушку и не могла понять, верит ли та сама в свою сказку о принце-смерти? Похоже, и правда верила. Наверное, иначе и стареть нельзя, без веры в такие истории. Да и кто знает, что ждет нас после жизни? Раньше бабушка всегда оказывалась права. И если говорила: «Не бойся, все получится!», у Саши обязательно все получалось. Может, и это была не детская сказка, а мудрость преклонных лет?..
Тут Саша представила Павла Львовича в средневековом замке, а вовсе не на дне Затерянного колодца. Художник по-прежнему был худ и бледен, он вдохновенно писал картину, иногда шурша тихим смехом. Этот смех ударялся о камни стен и эхом разлетался по узким коридорам замка. Порой Павел Львович поглядывал в сводчатое окно под потолком высокой комнаты. Но в глазах его был уже не страх, а ожидание чего-то нового, неизведанного…
– Бабуль, так ты и правда ничуточки не боишься? – переспросила Саша, когда образ художника растаял в ее воображении.
– Чуточку, конечно, боюсь. Тайное всегда волнует. – Бабушка улыбнулась. – Но не больше. А тебе, Сашка, смерти бояться еще очень и очень рано – вся жизнь впереди!
О смерти Саша по-хорошему задумалась сегодня впервые. Поэтому и страх еще не успел укорениться, забуреть. Но у нее были свои друзья-ужасы, изводящие, как комары в летний зной. И раз уж сегодня выдался такой странный день откровений, стоило распахнуть эту шкатулку внутренних страхов настежь.
– Я темноты боюсь, – шепнула тогда Саша. – Смерть – она вроде как далеко, а темнота все время рядом. И мне становится страшно, когда оказываюсь среди нее.
Бабушка внимательно посмотрела на внучку, а потом взяла отложенную перед разговором книгу и начала перебирать страницы.
– Знаешь эту книгу?
Саша прочитала название: «Невыносимая легкость бытия».
– Нет. Хотя название знакомое. – Она попыталась вспомнить, где его слышала. – Кажется, такой фильм когда-то смотрела мама.
– Точно, есть и фильм по этой книге, – подтвердила бабушка. – Правда, я его еще не видела. А вот книга мне очень понравилась. Ее автор – чешский писатель Милан Кундера – очень интересный человек. Когда он писал этот роман, то был почти того же возраста, что и я сейчас – чуть моложе. Знаешь, я читаю эту книгу и все время думаю, что с удовольствием подружилась бы с Миланом Кундерой. Пожалуй, нам было бы о чем поговорить за чашкой чая, да и пироги бы ему мои точно понравились. А? Как думаешь?
– Без вариантов! – Саша была удивлена поворотом беседы и не понимала, куда клонит бабушка. Но не согласиться с ней не могла – пироги ее были отменными.
– Вот и я того же мнения. – Бабушка засмеялась и, раскрыв книгу на нужной странице, близоруко начала вглядываться в текст. – Как я уже сказала, этот Кундера очень занятный тип. Послушай, что он пишет о темноте, мне очень понравилось: «Хочешь увидеть бесконечность – закрой глаза…»
Бабушка замолчала, подмигнула Саше и закрыла глаза. Саша долго смотрела на нее, пока бабушка не похлопала внучку по коленке – мол, закрывай тоже.
И Саша закрыла глаза. Ее обступила темнота. И почему-то вспомнился тот день, когда она бежала домой из погружающегося в сумерки Людкиного двора. Тогда ей тоже пришлось закрыть глаза, чтобы не бояться темноты. Только сейчас снаружи ее окутывало тепло, знакомые запахи да слегка потрескивала дровами печь. Страшно не было: хотелось долго и спокойно всматриваться в этот мрак. И вот темень стала расширяться, углубляться, обретать плотность. За закрытыми глазами был огромный простор – собственная вселенная. Собственная бесконечность! Ее можно было заполнять чем угодно и сколько угодно. Здесь под силу выстроить сказочные замки, взрастить густые леса, раскинуть реки и подвесить купол неба. Можно было одиноко гулять по своей бесконечности: плыть в океане, среди косяков рыб, или лететь через космическое пространство, разбрасывая звезды. Но при желании это пространство легко наполнить животными, людьми, сказочными существами. Саша вглядывалась в свою бесконечность и удивлялась, и как все это умещается в ее голове…
– Видишь? – спросила бабушка.
– Ага! – Саша гуляла по своей бесконечности и вовсе не боялась ее.
Кажется, она больше не боялась темноты.
– Мне думается, это одно из тех чудес, которые мы все время носим в себе и вовсе не замечаем. – Теперь бабушка открыла глаза и смотрела на Сашу. – А другое чудо – это ты.
Она щелкнула внучку по носу – совсем не больно. Раньше Саша обижалась на эти щелчки, а сейчас ей стало смешно. И ее темнота, ее бесконечность, раскрылась и впустила в себя нагретую печью комнату, где совсем рядом смеялась бабушка. А возле окна стоял круглый дубовый стол, на котором в большом блюде под салфеткой их давно ждали пышные пироги с разными, но неизменно вкусными начинками.
– Не бойся темноты. Она не может причинить зла. Зло можем причинить лишь мы – люди, и даже при свете дня. – Бабушка поднялась с дивана и начала доставать из серванта фаянсовые чашки и блюдца. – Все, хватит о страхах – время пить чай.
И тут только Саша поняла, как сильно проголодалась. Да и спрашивать теперь о брате у нее уже не было никаких сил. Вся эта история казалась сейчас какой-то ненастоящей. Точно детская книжка с выпуклыми картинками: разложишь страницу, и герои встают над ней – объемные, будто живые. Но стоит перевернуть лист, как прежняя иллюстрация сжимается, складывается и становится совсем плоской. А следующий лист выпучивает новые картины и лица. Сейчас Саша видела перед собой лишь Павла Львовича в старом замке, в окно которого сияла бесконечность…
Весь этот день показался Саше очень длинным, словно его растянули, как гармонь. Бывают такие дни, которые растягиваются на год. Бывают такие года, которые пролетают, как день. Например, весь восьмой класс казался сейчас Саше таким маленьким, что его запросто можно было уместить в спичечном коробке. Дни этого года сгорели как спички, не оставляя следа. Сегодняшний же день запомнится ей надолго, Саша знала это. Она помогла бабушке накрыть на стол, а вскоре они уже хлебали обжигающий терпкий чай. Над чашками поднимался пар – густой и ароматный. В детстве Саша не любила горячий чай, и бабушка наливала его в блюдечко. Там он быстрее остужался, а потом блюдце приходилось приподнимать одной стороной над столом, наклонять к себе и, хлюпая, тянуть жидкость в рот. Сейчас Саше почему-то очень захотелось почувствовать себя маленькой. На столе лежали ее любимые пироги с клюквой и курагой, да и чашки были те же – детские: красные в белый горох. Саша налила чай в блюдце и, как маленькая, начала отхлебывать его: громко, смачно. И на миг ей показалось, что время остановилось, что нет ни смерти, ни зла, ни лжи, ни измен. Есть только эти пироги да чай в блюдце. Только ноги почему-то достают до пола…