Выйди из-за тучки
Шрифт:
— Извини… Тогда еще — ты теперь можешь переводить нам меньше денег. Сколько там положено — двадцать пять процентов?
— Это мое дело. Я задолжал тебе за те полуголодные годы. Не спорь, пускай будут для Вовки. Свозишь его на теплые моря. Помнишь — мы мечтали? Меня повысили, Аня, нам достаточно. И… солнышко, — трудно вытолкнул он из себя, — ты натерпелась, да… у тебя сейчас все хорошо?
— Да, все очень хорошо.
— Ну, тогда…? Счастья тебе, — шумно выдохнул он, а я нажала отбой.
Солнышко… какой же страшной тучей ты накрыл это солнышко… заболело оно. Я решила больше не допускать таких бесед «по душам» — незачем.
— Андрей сказал — вы с Сашей женились?
— Андрей? — как-то сразу сделала я выводы, — вы что — вместе?
— Да с чего? — удивилась она, — мы терпеть друг друга не можем! Сказал — на порог больше не пустит.
— А ты ходишь? Ох, Лена… прости. Это не мое дело. У нас все было в спешке и без помпы — просто роспись. Я сразу не позвонила, хотела сделать сюрприз — на днях мы будем в Питере. А что тогда у тебя с Андреем?
— Ну, не к нему же я хожу?! Он из Зинки урода сделал бы, если бы не я. На руках таскал… нянька — тварь в наушниках.
— Алена Викентиевна?
— В жопу Алену! Она не справилась. Другая… ребенок чуть грыжу не наорал. Я ее за патлы вышвырнула. Аня, я не могу слышать, как плачут дети, и знаешь — почему? Три выкидыша, а потом после тяжелого сохранения, на поздних сроках — опять… Михаил бросил меня из-за этого, у него уже был сын… где-то там. А Зинка хорошая, сидит уже, улыбается, как солнышко. Ею заниматься нужно, ее лечить нужно грамотно — уже с этих пор. В рамках держать, уже сейчас воспитывать, а не тупо таскать на руках, бл…!
— Тебе же нравился Андрей? — пыталась я понять, что происходит.
— Когда это он мне нравился? Когда человеком притворялся? Я же говорю — мы постоянно лаемся.
— Да из-за чего? Ну… не матерись тогда — он терпеть этого не может. И Зина скоро станет повторять слова.
— Да сейчас! Не заслужил. Зато я выгавкала Зинке хорошую няню из реабилитационного центра. Она детский психолог, работает с проблемными детками. Но я все равно бдю — стеночки тоненькие. А Зина ничего не слышит — я его шепотом и… усложненным вариантом — освоила сложные обороты.
— Лена, все равно я не поняла. Объясни по-человечески! Ты любишь Зину, ходишь к ним, ругаешься… это что?
— Да блин! Для тупых — я Зину не люблю, а по-человечески жалею. Не дала изуродовать ей душу… надеюсь. Но на этого ребенка нужно положить всю жизнь, понимаешь? Я просто не готова на такие подвиги — хочу своего. А у нее есть отец, вот пусть и воспитывает, а я дожму его. Я кучу литературы откопала о таких детях — не таких и сложных, хороших детях. Распечатала важные места, принесла ему. Как человеку, для изучения, а где нах… благодарность? Сказал, что его терпение лопнуло и на порог он меня…, а распечатки все-таки взял, урод. Ну… это самое главное — убедится и хоть гарантия какая-то будет. Я его за Зинку порву. У меня тут агентура остается, няня меня поддерживает. Настрогал — воспитывай. Лаской он, видите ли! Какая на хрен ласка? Такая безграничная ласка — это вседозволенность. Я чего так упорно лезу к нему? Времени мало осталось — я уезжаю, Аня, роспись там будет. Но теперь я вначале убедилась — мы совместимы, резусы не противоречат. В Красноярск, Анька и через две недели. Я познакомлю тебя со своим Брыжуком. Я буду Брыжук, представляешь? Не Лебедева, а Брыжук. П…ц!
— А кто он? Ты по любви?
— Он мой заказчик, давно уже. А с какого бы я тогда, если не по любви? А рожу — вообще его на руках носить буду.
Вот такая Лена. Я рассказала Саше о нашем разговоре. И услышала в ответ:
— Ребенок орал за стенкой — любая среагировала бы. Все равно, Ленка твоя — фурия. Я этому Брыжуку очень даже сочувствую.
— У нее выкидыши из-за резуса, тяжелое сохранение. Мертвый ребенок… Она плач детский слышать не может, меня чуть не побила за Вовку. А муж ее бросил — жестоко, грязно. У него уже кто-то был на стороне. Она не фурия. Довести до края можно любого человека, Саша, абсолютно любого, ты сам говорил. А она всего-то — матерится. Родит — перестанет.
— Извини… — резко встал он, подошел и обнял меня, успокаивая: — Правду говорят — не суди. И правда — кому, как не мне это знать. Ну перестань, Аня, улыбнись. Там не твое — понимаешь? И болеть этим не нужно — нет смысла. Я признаю, что был неправ. Судить больше никого не буду, тем более — за глаза… Давай баньку организуем?
К этому времени мы с ним научились топить баню. Парились, не особо налегая на жар — мне нельзя. Зато подолгу млели в ароматном ласковом пару, мылись с травяными напарами, со скрабом из меда, пряных специй и крупной соли. Кожа после него становится мягонькой и тонкой, пахнет летом и пряностями. А тело дышит каждой порой и радуется. В бане мы договорились больше не конфликтовать из-за других людей. На первом месте всегда должны быть интересы нашей семьи. Иначе просто не хватит сердца.
Поэтому снова о нас: Саша уже работает. Кроме него, в медпункте еще два врача — педиатр и терапевт. Чем хороша работа в поселке, так это тем, что совсем не обязательно сидеть на рабочем месте от звонка до звонка. Тем более что и вызовы часто бывают в самое неподходящее время — и в выходные, и даже по ночам. Травмы разной тяжести, острая зубная боль. Я специально интересовалась — кто те люди, которых он лечит? Оказалось, что о новом враче знают не только в близлежащих деревнях, но и в соседних поселках. Люди разговаривают, делятся между собой впечатлениями. И я не удивлюсь, если Сашу ценят не только как специалиста, но и как приятного в общении, хорошего человека. Я тоже работаю, дорабатываю последние дни перед отпуском…
Нет, это еще не все… сделано еще одно большое дело — я разобралась с Матильдой. Вынуждена была. Позавчера Саша пришел с работы и в числе других новостей, неопределенно хмыкнув, доложил:
— Матильда приходила… хотела отбелить зубы.
— Ты отбеливаешь зубы? — удивилась я.
— Нет. Так ей и сказал.
Больше он ничего не рассказывал о ее визите, но я знала про Матильду. И потому по дороге из школы зашла в «Сквознячок». Хлебный магазинчик назвали так, потому что он стоял на самом юру — в таком месте, что на его крыльце всегда тянуло сквозняком из-за соседнего здания.
Я вошла внутрь и прошла к прилавку. В очереди стояло всего три человека. А в помещении вкусно пахло свежим пшеничным хлебом, остреньким ржаным духом, пряной сдобой. Товар поступал из дровяной пекарни, которая находилась в поселке. Увидев меня, Матильда слегка приосанилась за прилавком, тяжело колыхнув при этом грудью. Я наклонилась к ней и негромко сказала:
— Матрена, даже не вздумай, ты поняла? Даже не помышляй и не пытайся. Ноги повыдергаю.
Из очереди послышался смешок, и я перевела суровый учительский взгляд туда. Мужик, что хмыкал перед этим, вдруг вспомнил: