Выйди из-за тучки
Шрифт:
ГЛАВА 34
Теперь я понимаю что значит — муза понесло. Прошу не судить строго…
10 июня
Этот дневник тоже неправильный. Я описываю события с большим опозданием, будто просеивая их на временном сите, давая себе время понять — стоит ли оно того, чтобы его, так сказать — увековечить? Но то, что случилось в самом начале июня, я намерена описать, потому что да — это важно.
Вот что не давало мне тогда покоя, так это вдруг всплывшее воспоминание о том разговоре в учительской. Том, что как-то подзабылся за всеми треволнениями. И вот он — вопрос: почему именно Матильда и на какой такой она охоте, а главное — каким боком все это касается меня… нас? И вообще… Матильда? Недалекость
Утром субботы мы встречались с Антоном, чтобы закрыть вопрос с проектором, сдав его на склад бывшего поселкового клуба. А еще хотелось обсудить вчерашний вечер, порадоваться вместе, наметить планы на июль — только тогда мы собирались продолжить занятия. Потому что июнь обещал быть очень напряженным — в постоянных разъездах. Нас направляли принимать ЕГЭ в школы других населенных пунктов, а к нам должны приехать в это время чужие преподаватели. Уезжать приходится с ночевкой, а еще же подготовка к экзаменам в своей школе, а еще начинается ремонт классов…
Но я не про это… выдался момент спросить знающего человека про эту Матильду. Антон рассмеялся, а потом поспешил успокоить меня:
— Ты беспокоишься из-за Сани? Совершенно напрасно. Если уж он продал квартиру и машину, чтобы только…
— Машину и квартиру… — прошептала я потерянно.
— Вы что — не поговорили вчера? Нет? — не особо и расстроился Антон, — ну, значит, я немного поспешил. А что — с этим знанием для тебя что-то меняется? Что тут такого?
— Нет… ничего такого. Просто если он прогорит тут, то виновата буду я.
— Не пори чушь. Он сам принял это решение. Значит, не сомневается в нем. И чего это вдруг он прогорит?
— Про Матильду говори, — напомнила я.
— Да какая она Матильда? Матрена. Матильда она только тогда, когда наметила себе жертву и вышла на охоту на очередного мужика. Наши бабы предупредили ее, чтобы к женатым не подкатывала — ноги выдернут. Ты считаешь, она Саню заметила?
— Я не знаю. Но он оставлял тогда в «Сквозняке» сумку, еще когда первый раз приезжал.
— Ну, и не повод паниковать. Мотя баба видная, но он к нам не за этим. Сейчас пойдем, распишешься в накладной. Проектор я сдал, а документ на тебя был выписан, говорят — непорядок.
Да, пожалуй, паниковать не стоило. И вся ситуация казалась какой-то нелепой, какрикатурной, что ли? Но совсем не смешной… Его бывшая жена такая же фактурная — грудастая и пышная. Я, скорее — наоборот. А, ну — на фиг! Медведь еще не убит, шкуру делить рано. Но и слишком затягивать с этим, пожалуй, не стоит. Это я тогда поняла совершенно отчетливо.
Вечером были кружания. И «концерт», который обещал Антон Саше. У Василия сейчас был период душевной ремиссии, очевидно на ферме и в семьях у детей царила благодать, а потому и репертуар разнился с тем, что ошеломил меня тогда. Сейчас песни были о горластых соловьях и ласковом свете звезд, о текущей в вечность талой воде и бесконечной любви. Мы сидели в двух кругленьких удобных креслах, которые Саня тиснул у Антоновича со двора — видела их там. Я с любопытством наблюдала за его реакцией на местные бардовские песни и сами кружания — оригинальную разновидность русского хоровода, скорее всего — древний его прототип.
Он не расслабился и не растекся в кресле, как отстраненный зритель, а подобрался и с улыбкой наблюдал за действом, словно тоже участвовал в нем — внутренне. И в самом деле — увидев, что Антона потянула танцевать хитрюга Вика, он подхватился и приподнял Вовку с моих коленей.
— Вова, посиди и посмотри, как мы с мамой будем танцевать. И потом скажешь, у кого лучше получилось — у нас или у дяди Антоновича?
— Ладно, — встрепенулся, вырываясь из объятий дремы Вовка, — посмотрю.
Мы вышли в третий круг и потихоньку затоптались. Я — в длинной юбке от тети Рисы, а он в джинсах, светлой рубашке и кроссовках. Высокий, чуточку грузноватый, широкоплечий — как большой стриженый медведь. Дико притягательный — темными с прищуром глазами, хитроватой улыбкой, всем выражением лица… когда смотрит на меня. Я едва доставала макушкой до его подбородка, хотя и была не маленького, а среднего роста. Вначале мы просто притирались друг к другу в танце, привыкали. Потом он стал кружить меня увереннее, и мы даже стали выделывать какие-то танцевальные па. Вовка это оценил и присудил нам победу.
А дальше были еще танцы — и один, и другой. Саша держался на пионерском расстоянии, только по необходимости придерживая меня. И вскоре я стала ощущать эти скупые, сдержанные касания, как небольшие ожоги. Явное несоответствие между чем-то, так ожидаемым мною и нагло отрезвляющим настоящим безбожно возбуждало и заводило меня. Вскоре я заметила, что сын уснул, а потом вдруг увидела страшное! И тихо ахнула.
— Что, Аня? — встрепенулся Саша.
— Смотри, — потерянно кивнула я в сторону. На «танцполе» вяло топтались и увлеченно целовались Антон и Вика. Причем, инициатором была явно она — слишком уж крепко, почти судорожно прижимала она к себе его голову обеими руками.
— Тоша определился?
— Нет, Саша, ты просто не понимаешь! На кружаниях нельзя целоваться просто так. Это уже что-то вроде ритуала, как обручение… место и время слишком знаковые. Это не мистика, нет, просто люди не поймут. Уже нельзя будет сказать, что ошибся, что не хотел, ну как тебе это объяснить…? — потерялась я, с беспокойством глядя на увлекшуюся парочку.
— Почему это? Все я понимаю, — прихватил он меня плотнее и шепнул на ухо: — Вовка уже спит.
А потом всей своей большой пятерней зарылся в мои волосы, обхватив голову, и совсем остановился, тесно прижав меня к себе и глядя в глаза. И мы потянулись друг к другу — с моего молчаливого согласия. И казалось — не было места, более подходящего для первого поцелуя. Выстраданного и желанного, так долго откладывающегося и вот наконец… О таком можно было только мечтать, потому что к Сашиным губам потянулось не только тело, но и моя душа — совершенно определенно. Иначе, отчего я так не хотела отстраняться, отлипать от него, хотя слышала тихий присвист со стороны зрителей, а потом и сердитое шиканье… Свистун умолк, но я уже очнулась и легонько оттолкнула его, прошептав:
— Приходи сегодня, Вовка будет спать.
— Да, Аня… давай сейчас отнесем его и я быстро прибегу.
— Куда… прибежишь? — не поняла я.
Саша остановился, уже почти дотянув меня до спящего Вовки, повернул к себе, опять заглянул в глаза.
— Так… мы опять не понимаем друг друга. Я пойду за своими вещами, Аня. Бегать туда-сюда не вижу смысла. Я приду жить к вам навсегда — только так. Ты согласна на это?
— Согласна, — ответила, хотя и не была готова ни к чему такому. Не так внезапно, не так резко. Но поняла, что очень хочу этого, что он нужен мне сейчас, вот прямо сегодня — немедленно. И если это его условие… да какая разница — днем раньше, днем позже…
— Согласна… Пошли.
Я ждала его. Уложив Вовку, намывшись до скрипа в ванной и надев красивую сорочку. Ходила от окна к окну, а потом решила еще раз почистить зубы. Внутри поселилось ожидание, нагнетая напряжение и вгоняя тело в нетерпеливую дрожь — лихорадило, а в низу живота тянуло и приятно ныло…
Когда я вышла из ванной, Саша уже стоял в дверях прихожей.
Сумки стали на пол прямо там, а он как-то очень быстро оказался рядом, подхватив меня на руки. Я чувствовала наше стремительное движение в сторону спальни — от этого кружилась голова и путались мысли. Дверь закрылась, скрипнула кровать… Я слушала такое же сумбурное месиво из слов, вылетающих из его рта, когда он отрывал его от меня: