Выйди из-за тучки

Шатохина Тамара

И только иногда — под настроение, вот в такой вечер, как сегодня, я вспоминаю и жалею, глядя по привычке в окно. Когда перед глазами открывается перспектива — заоконный простор, кажется и в душе становится больше места и легче справляться с тем, что в ней теснится. Или что-то отвлекает, как вот этот сползающий по стеклу последний снег, сочащийся водой. Жалею… Для начала о том, что не случилось того поцелуя. Потому что та искра… она была очень яркой и сладкой, как ни странно это звучит. А потом я начинаю жалеть о большем, потому что вспоминаю, как замерла и ослабела, жадно вбирая ощущения от его прикосновения. Как заныло

внутри и почти свилось сладким спазмом в ожидании большего. В какие-то жалкие секунды — только от касания сильной и уверенной руки и поплывшего мужского взгляда, медленно ползущего по моему телу…

Сладко было бы. Жаль, что не случилось.

Глава 31

5 апреля

Два куделинских детских садика заполнены под завязку. С тех пор, как люди уверовали в обеспеченное будущее с Антоновной и стали получать достойные зарплаты, рождаемость в поселке резко повысилась. До школы этот вал еще не докатился, поэтому в классах всего по пятнадцать — двадцать учеников. После переполненных питерских — просто рай земной. И дети тоже очень отличаются от городских. Я знакомилась, общалась с ними и узнавала себя в детстве — когда учитель в непререкаемом авторитете, его слово — закон, а не выученные уроки — позор. Потому что про двойку от твоих же одноклассников к вечеру будет знать весь поселок. Родителям станут «сочувствовать», а там уже предсказуемо. Так что — позор однозначно.

Готовили уроки все, вопрос другой, что способности разнились. Но при такой небольшой нагрузке мне только за счастье подтягивать и натаскивать не особо одаренных учеников. Это легко делать даже по ходу урока, уделяя им немного больше внимания. Мы делим с Антоновичем физику и математику. Учителей нашего возраста — до тридцати, еще четверо, остальные — мамонты от педагогики. Лидочка Борисовна преподает рисование и черчение. Физрук Виктор Васильевич еще и ОБЖ, английский язык — Виктория Тихоновна — хитрюга и тихушница с прекрасным чувством юмора, а еще есть учительница младших классов Лидия Алексеевна — красивая подруга хитрюги. Темненькая худенькая хитрюга и ее фигуристая подруга не замужем и симпатизируют Антоновичу. Я вначале беспокоилась по этому поводу, но коллектив быстро догадался о невинном характере наших отношений. Именно Вика, собираясь домой после работы, обратила внимание всех в учительской на мужчину, ожидающего кого-то возле школы. Кивнула на окно:

— Там большой и незнакомый мужчина. Кто-нибудь знает — кто это?

— Не наш, — взглянула в окно Лида, — приезжий. Я ни разу не видела. Ты же уходишь — вот подойди и спроси что ему нужно? Понятно, что ждет кого-то.

Я тоже подошла к окну и замерла… не ожидала увидеть его здесь, вот от слова «совсем». И сразу засобиралась и заспешила, потому что устраивать разборки на глазах у всей школы не хотелось категорически. Меня окликнул Антонович:

— Куда ты, Ань? Не спеши, сейчас вместе пойдем, у меня есть одна идейка — откопал вчера на форуме, как раз в тему. И додумал. Не обязательно интерактивные доски…

— А пойдем, — решила я подождать его, а когда уже подходили к выходу из вестибюля, призналась: — Меня там ждет знакомый из Питера. Я не знаю как он узнал адрес — я его никому не оставляла, даже подруге не назвала — она просила не говорить, чтобы не расколоться, если Андрей будет доставать.

— Разберемся, —

заинтересовался и заметно вдохновился Антонович и поспешил открыть передо мной дверь.

— Я разберусь сама. Сказала тебе, чтобы ты не вмешивался.

— Я и не собираюсь, — возмутился он, — просто гляну. Если что — скажу что я твой жених, мало ли…

— Антон, не надо, а? — шла я навстречу Саше. Остановилась напротив, взглянула в глаза, спросила:

— Что ты здесь делаешь?

И услышала такое, от чего впору было упасть. Моя тайная мечта — в черных джинсах и синем узорчатом свитере под серой ветровкой… Я так много думала о нем, так жалела иногда, что не выслушала его, а главное — не высказала все, что о нем думаю! Он не улыбнулся, не поздоровался, только так же внимательно взглянул мне в глаза и ответил:

— Вот и я думаю — что я здесь делаю после того, как женщина, которая согласилась выйти за меня замуж, сбежала, не сказав ни слова?

— Замуж? Я…?! — не поверила я своим ушам, — не было — замуж. Не выдумывай того, чего не было. Что за бред, вообще?

— То есть… что значит — не было? — не понял он. Всерьез не понял!

— Я признался тебе в любви, предложил быть вместе и ты согласилась. У меня хорошая память, Аня. А если человек соглашается связать с кем-то свою жизнь, то это подразумевает, как минимум — доверие. Или на чем ты собиралась строить наши отношения?

— Я… не было — замуж. Ты сказал…

— То есть… двоим взрослым людям быть вместе…? Ты согласилась просто бегать друг к другу через лестничную площадку?

Я заткнулась. Именно на это я и согласилась. Ни о каком замуже я на тот момент всерьез и не помышляла. И то, что он тогда сказал, как замуж не воспринималось ни в коем разе. И сейчас я сначала растерялась, а потом начала закипать изнутри — складывалось впечатление, что меня разыгрывают или откровенно издеваются. Это было обидно. Тем более, что сбоку послышалось:

— Да… не ожидал от тебя… сестра, — сожалеюще произнес Антонович и прошел мимо меня, приостановившись возле Саши.

— А ты помни про законы гор.

— Само собой, — легко согласился тот, — а ты оставь свои координаты. Мне нужно где-то заночевать.

— Жукова, тридцать два, Антон.

— Очень приятно — Александр.

Они пожали друг другу руки. А я пошла домой. Саша догнал меня минуты через две.

— Аня, я совершенно серьезно…

— Какой замуж? Не было ничего про замуж, я не идиотка! Я не согласилась бы — зная тебя всего ничего.

— Мы говорили об этом, и решили не гнать. Но ты согласилась.

— Значит, я потом передумала, — спокойно ответила я ему.

Он подхватил меня под локоть и уверенно направил в сторону небольшого сквера с лавочками — как раз у центральной площади, если ее можно так назвать. И на виду у всего поселка — тут и правление, и контора Антоновны, и медпункт недалеко, и магазины — все. И на нас уже смотрели, поэтому я не стала вырываться. А желание такое было — разом забылись все страдания по нему, а память услужливо нарисовала тот проклятый поцелуй.

— Отпус-сти меня, не трогай, — выдернула я руку и села на лавочку, к которой он меня подвел. Возле нее рос большой куст сирени, на котором еще толком даже почки не обозначились — все просматривалось насквозь. Лучше бы поговорили в сквере у школы — там круговой обзор закрывали сосны с елками.