Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье

Переведена на русский язык одна из лучших в мировой научной литературе работ по современной истории арабского мира, принадлежащая перу широко известного в своей стране и далеко за ее пределами французского арабиста и исламоведа Жиля Кепеля. Я искренне благодарен автору за предоставленную мне возможность стать одним из первых читателей русской версии этого захватывающего труда и за приглашение написать предисловие к ее изданию. Когда еще в период наших первых встреч с Кепелем я стал знакомиться с его биографией, мне пришла в голову мысль о сходстве наших творческих судеб. Он, как и я, перешел от занятий древностью и средневековьем, специализировавшись в университете по античности и английскому языку, к изучению арабского языка, современной истории арабского мира, ислама и политологии. Правда, в отличие от него, я начал изучать навсегда очаровавший меня арабский язык, арабскую историю и культуру уже с первых

дней моего пребывания в университете. Жиль, обучавшийся в Дамаске, пишет, что он был «заворожен левантийской цивилизацией», я же, стажировавшийся в Каире, а затем проживший много лет в Йемене, был столь же заворожен цивилизацией сначала египетской, затем йеменской. Мы оба активно занимаемся исламоведением, а также любим черпать знания о предмете нашего научного интереса не только из документов и публикаций, а и из личных встреч с собеседниками из региона. Он в прошлом, как и я, был увлечен левацкими идеями, симпатизируя революционной антиимпериалистической борьбе арабских националистов, что было тогда характерно для студенчества и молодого поколения научной интеллигенции Западной Европы, в особенности – Франции в конце 1960-х – 1970-х годах. Могу привести в пример нескольких, лично мне хорошо известных, в ту пору крайне левых интеллектуалов, ставших впоследствии видными учеными и даже респектабельной частью истеблишмента, в частности француза Оливье Руа, британца Фреда Хэллидея (ныне уже покойного) и многих других. Все мы так или иначе прошли в последние два десятилетия XX века определенную эволюцию взглядов. О своем извилистом профессиональном пути и развитии идейно-политических ориентаций Кепель упоминает в своей книге, и это во многом объясняет те оценки и заключения, которые касаются рассматриваемых им сюжетов.

Необычна сама структура его книги. Фактически она в весьма органичной форме объединяет в себе не просто три раздела, каждый со своими задачами, а включает элементы мемуарной литературы (в некоторой мере это сближает его труд по жанру с работами Е. М. Примакова), очерк почти что полувековой истории Ближнего Востока (преимущественно его арабской части), исследование причин, событий и последствий «арабской весны» для шести переживших ее стран и их соседей, извилистых поворотов в бурной истории политического ислама с ее страшными эпизодами террора «аль-Каиды» и запрещенного в России ДАИШ/ИГИЛ, а также новых тенденций в развитии арабского мира в эпоху после поражения экстремистов.

В своем ярком исследовании Кепель проявляет качества как академического ученого и внимательного наблюдателя интригующе сложной действительности Ближнего Востока, стремящегося, опираясь на первоисточники, проникать в суть событий, так и тонкого и исключительно эрудированного политолога и международника, хорошо разбирающегося в реалиях современного мира.

Прочтение этой книги побуждает к переосмыслению широко распространенного тезиса о предопределенном идейными и политическими причинами существовании различных национальных школ в ближневосточных и исламоведческих исследованиях, в том числе французской как части западного исследовательского дискурса, с одной стороны, и российской, с другой. Эта презумпция лишь отчасти верна, и публикуемая работа Жиля Кепеля ее в немалой мере опровергает. Конечно, в его оценках, особенно событий «арабской весны», отчетливо просматривается сильное осуждение авторитарных и диктаторских режимов, которое разделяют не все отечественные авторы. Однако в целом различия между теми или иными маститыми специалистами по региону гораздо острее, чем разногласия между школами, если они вообще существуют. Читатель представляемой книги наверняка отметит сходство между рядом позиций ее автора со взглядами многих российских исследователей. Это объясняется, в первую очередь, беспристрастностью, объективностью и неординарностью суждений, а также глубоким проникновением в арабскую действительность и огромной эрудицией Кепеля, который не боится вступить в противоречие не только с рядом своих авторитетных западных коллег, но и с влиятельными, а зачастую и опасными объектами своего исследования вроде приговоривших его к смерти джихадистских убийц. Стоит в этом контексте также упомянуть его критику З. Бжезинского за неспособность этого архитектора американской политики поддержки афганского джихада осознать глобальный характер угрозы выросшего при поддержке США джихадистского монстра.

Точен воссозданный на страницах этого труда образ «Корана и барреля» как символа уже уходящей, как считает Кепель, эпохи рентных государств и политического ислама. Допускаю, что и с этим утверждением согласятся не все российские эксперты по арабскому миру. Одни из них потому, что считают термин «рентные государства» не совсем точным, другие – потому, что не считают их эпоху ушедшей. А в том, что касается политического ислама, разброс мнений еще больше. Тем не менее все наверняка оценят те главы книги французского профессора, в которых скрупулезному анализу подвергается генезис, теория и практика исламских экстремистов, непримиримым противником которых является автор. Надо отдать должное автору, у которого хватает мужества твердо отстаивать свои взгляды.

В этой связи обратимся, к примеру, к одному из пассажей, посвященных тому, как развивались отношения Муаммара Каддафи с европейскими лидерами. Кепель пишет, что щедрыми подношениями за счет нефтяной ренты Каддафи всегда удавалось обеспечить себе политическое выживание. В январе 1970 года он купил у Франции 110 истребителей «Мираж», что стало для этой страны крупнейшей в истории оружейной сделкой, и это не помешало через десять лет подстрекаемой ливийскими властями толпе предать огню французское посольство в Триполи и консульство в Бенгази. Но уже после 11 сентября 2001 г. Каддафи убедил западных лидеров в том, что он наряду с Мубараком является барьером на пути террористов. Тогда ООН сняла с Ливии санкции, а Франция и Великобритания, которые позднее, в 2011 г.,

решительно выступили за военную операцию по свержению режима Каддафи, заключили с ним баснословные торговые контракты. Подобным образом беспринципно поступали и многие другие лидеры. Я ни в коем случае не хочу представлять автора этой книги как убежденного критика западных правительств, в том числе и его собственной страны. Хочу лишь еще раз подчеркнуть неангажированность, а также высокую морально-этическую планку его позиции.

Наверное, часть отечественных арабистов сочтут несколько преувеличенным утверждение о том, что конфликт между шиитами и суннитами в исламском мире фактически заместил собой арабо-израильское противостояние и стал главной движущей силой кризисов и войн в регионе и за его пределами.

Обращает на себя внимание разработанная и предложенная автором книги периодизация, которая наряду с классификацией различного рода партий, организаций, группировок помогает и самому автору, и нам, читателям, лучше систематизировать огромный массив информации по предмету исследования.

Посоветую всем интересующимся Востоком, а не только специалистам прочитать эту увлекательнейшую книгу.

Академик Российской академии наук Виталий Наумкин

За 40 лет до написания этой книги я провел 1977/1978 учебный год в Сирии в качестве стажера, изучая арабский язык во Французском институте арабистики Дамаска. Для будущих арабистов обучение там, подобно заклинанию «Сезам, откройся!», открывало доступ в пещеру, хранящую секреты грамматики и фонетики так влекущего нас Востока. За редчайшим исключением, в тот период ни одна карьера не могла начаться без предварительного пребывания в «аш-Шаме», как мы называли его между собой. Это традиционное арабское обозначение как самого Восточного Средиземноморья (Леванта), так и его древней столицы. В принятой у мусульман ориентации по сторонам света, если смотреть на Мекку с запада, аш-Шам будет по левую, или северную, сторону, а Йемен, соответственно, по правую, или южную сторону.

Ни я, ни мои однокашники не могли и представить тогда, что сорок лет спустя тот же аш-Шам станет боевым кличем джихадистов из неблагополучных французских пригородов, стремящихся влиться в ряды «Исламского государства» (ИГ, известного также как ИГИЛ или ДАИШ), чтобы уничтожать «безбожников» его именем. Первоначально они концентрировались на алавитах, этом загадочном ответвлении ислама, к которому принадлежал тогдашний президент Сирии Хафез Асад (его сыну Башару было во время моей сирийской стажировки 12 лет). Впрочем, это была лишь прелюдия к тем временам, когда французские джихадисты по возвращении на родину начали убивать собственных «неверных» соотечественников, как это было 13 ноября 2015 года в ночном клубе «Батаклан» и у «Стад де Франс». И в самых страшных кошмарах мне не могло присниться, что меня самого, как квалифицированного арабиста, в июне 2016 года приговорят к смерти. Приговор вынес франко-алжирский игиловец, родившийся во французском Роане и вставший на путь террора в алжирском Оране. Затем он перебрался в сирийский город Ракка, где находилась столица самопровозглашенного «халифата» Исламского государства. Один из приспешников джихадиста, франко-марокканец, убивший полицейского и его жену во французском городе Маньянвиль, что в департаменте Ивелин, озвучил мой смертный приговор на Facebook.live. До сих пор поверить не могу, но это вынудило меня жить под охраной полиции не просто в Париже, а в самом центре Латинского квартала.

Но тогда, в конце семидесятых, интернета еще не существовало ни в нашей жизни, ни даже в нашем воображении. Мы изучали государства и их границы, вычерченные жирными черными линиями, по обычному «двухмерному» атласу мира. Он напоминал карту Римской империи, висевшую над доской в кабинете классической филологии моего коллежа в 1974 году. Именно эта карта пробудила во мне мечту о Востоке, и уже следующим летом я сел в Венеции на корабль и отправился по маршруту Стамбул – Левант – Египет, в стремлении воочию открыть для себя то, что я видел только на карте. Кто мог тогда предвидеть тот переворот, который произведут в умах и мировоззрении жителей планеты цифровое пространство и социальные сети? Да и, если на то пошло, кто мог предугадать всеобщее помутнение сознания, параллельно которому расстояния и временные границы стирались, а географические и исторические ориентиры размывались до такой степени, что мы окончательно потеряем почву под ногами сорок лет спустя?

Хотя в самом Дамаске в конце семидесятых было еще спокойно, соседний Ливан уже погружался в хаос. В гражданской войне, со всеми присущими ей зверствами и жестокостью, расколовшей страну по политико-конфессиональному признаку, схлестнулись «прогрессивные исламисты» и «правохристиане». Этими гибридными терминами обозначались стороны конфликта, связанного с присутствием в Ливане вооруженных палестинских беженцев. В ходе этого конфликта в основном прозападно настроенные марониты, переживавшие демографический кризис, боролись за власть с суннитами, склонявшимися к социалистическому лагерю, откуда и происходит их определение как «прогрессистов», кажущееся сегодня до абсурда неуместным. Очень немногие наблюдатели улавливали тогда смысл игры нефтяных монархий Аравийского полуострова и саудовских ваххабитов, баснословно обогатившихся после Октябрьской войны 1973 года, благодаря головокружительному взлету цен на нефть. Свалившееся с неба богатство позволило им занять ведущие роли в бурной реисламизации региона с целью уничтожить космополитический дух Леванта моей молодости. Точно так же никто не мог предвидеть тогда, как всколыхнет массы Иранская революция. Она превратила доселе маргинализованных шиитов, которых радикализовала исламистская идеология, в ведущую политическую силу в Ливане, и не только там. Именно шииты стали доминировать отныне на обширной территории, протянувшейся полумесяцем через Сирию и Ирак до Персии.