Выйти замуж за миллионера, или Не хочу жить в Перепердищево
Шрифт:
А вот если подобный комплимент достается другой женщине, то я, иронично прищурившись, начинаю рассуждать о шовинизме и о том, что красота несправедлива.
Вот почему я ненавижу манекенщиц.
Мир против манекенщиц!
– Почему мужчины предпочитают манекенщиц? И какой любитель черного юмора навязал миллионам вполне здравомыслящих людей столь странные представления о женской красоте?! А, Лидка? Хоть убейте меня, но я решительно не понимаю, почему признанная красавица должна весить не больше карликового пуделя… Посмотри-посмотри, вон у стены стоит шпала,
Я говорила и говорила, параллельно накачиваясь бесплатным фуршетным шампанским. После третьего бокала мой язык немного заплетался. Пузырящийся хмельной напиток еще больше способствовал моему красноречию.
– Лидка, что ты молчишь? Неужели ты со мной не согласна? Я вообще предлагаю организовать политический митинг – мир против манекенщиц! Это было бы здорово, уверена, народ нас поддержит. Мы ведь журналистки, в наших руках огромная сила. Я намерена написать об этом в ближайший номер.
– Саш, может, тебе пора на свежий воздух? – осторожно спросила Лида. – Идем, я тебя провожу.
– Думаешь, я пьяна? – обиделась я. – Но я не пьяна, я просто разочарована. Но почему так получается, почему? Я ведь лучше ее, – я кивнула в сторону рыжей дылды, томно поглощающей канапе с красной икрой, – она слишком высокая для женщины. Она слишком худая. У нее слишком маленькая грудь. В ней вообще много всего слишком. Например, она слишком много о себе воображает. Но она манекенщица, и поэтому ей, видите ли, все можно.
– Сань, идем, на нас уже люди смотрят, – Лида подхватила меня под локоть, – давай посидим где-нибудь, поболтаем.
– И самое обидное то, что я не чувствую в тебе поддержки. Даже в тебе, – я позволила ей провести меня к выходу. И это просто ужасно.
Возле вешалки с пальто одиноко стоял автор коллекции волосяных сумочек Гepa Ангел. Я обратилась к нему с сакраментальным вопросом, несмотря на молчаливый протест Лиды (она яростно жестикулировала, призывая меня не делать этого):
– Александра Кашеварова, газета «Новости Москвы».
– Очень рад, – оживился дизайнер. Гера Ангел явно косил под Жан-Поля Готье. Те же короткие выбеленные волосы, тот же вызывающий стиль.
– Позвольте задать вам вопрос. За что мы любим манекенщиц?
– Что? – растерялся Гера.
– Вот за что мы любим манекенщиц, скажите мне, как дизайнер.
– Саша, прекрати, – шипела Лидка.
– За что мы любим манекенщиц? – повторил он, мучительно придумывая остроумный ответ.
– Ну, я, положим, их терпеть не могу. Да и вы, возможно, предпочитаете манекенщиков. Но все равно, в чем же их секрет? Почему мир помешался на манекенщицах?
Гера повертел головой, точно высматривающий добычу альбатрос, в поисках своего пресс-секретаря. Он выглядел беззащитным, как несправедливо обиженный ребенок, и я его пожалела. В конце концов, чем виноват был передо
– Гера, вопрос снят, – примирительно улыбнулась я. – Ваша коллекция произвела на меня неизгладимое впечатление. Я обязательно напишу о ней в ближайшем номере.
– Правда? – расцвел Гepa. – С этого и надо было начинать. Ах, я так рад, так рад… Александра, пользуясь случаем, скажу, что весь вечер я смотрю только на вас.
За моей спиной послышалось возбужденное хрюканье – это Лидка подавилась коньяком, который она потихонечку пила из стильной серебристой фляжки. Да и было от чего перевозбудиться! Картина Репина «Приплыли» – ко мне неравнодушен один из самых заметных гомосексуалистов Москвы. Что со мной не так? Нормальный мужчина брезгливо отверг мое предложение поболтать, зато Гера Ангел, который бреет грудь и носит серебряные штаны, смотрит на меня как кот на сметану.
Я даже не нашлась, что ему ответить.
– Александра, у вас такие шикарные волосы. Я не могу спокойно на них смотреть.
Ах вот оно что! Мне стало смешно. Создатель волосяных сумочек заинтересовался моим париком, а не мной самой.
– Да уж, из моих волос не только сумочка, но и целый портплед получится, – подмигнула я, – только они не продаются.
– Жаль, – его лицо вытянулось. – Но если вы когда-нибудь надумаете… Или будете нуждаться в деньгах. Учтите, я очень хорошо плачу за волосы, лучше всех в Москве.
– Я не продаюсь! – гордо воскликнула я. – Я не продаюсь, в отличие от манекенщиц, которых предпочитает мир!
А уже оказавшись на улице, под моросящим дождиком, я грустно добавила:
– Я не продаюсь. Потому что никто, никто, никто не хочет меня купить.
Мы сидели на крылечке какого-то жилого дома на Страстном. Мои роскошные туфли с перышками были непоправимо испорчены дождем, да и сама я напоминала мокрую курицу. Единственное, что мне оставалось, – это вместе с Лидкой баловаться согревающим коньячком.
– Лида, меня никто не хочет покупать, – скорбно говорила я, глядя в небо, на луну, выглядывающую из-под рваных облаков, – я нерентабельна. Предложение намного превышает спрос.
– Вот уж от кого не ожидала такое услышать, – хмыкнула Лидок, прикладываясь к фляжке. Она пила коньяк, смешно вытягивая губы трубочкой. При этом у нее был настолько невинный вид, как будто бы во фляжке находилась жидкая смесь для детского питания.
– Ты меня не понимаешь! Знаешь, чем я занимаюсь в последнее время? Из-за этого я чуть не потеряла работу! Я просто перестала туда ходить, потому что целыми днями бегаю по городу, выискивая миллионеров.
– Кого? – удивилась Лида.
И я рассказала ей все. Атмосфера располагала к откровенности – темнота, сонный бульвар, мокрая ступенька, на которую я плюхнулась прямо в своем шелковом пальто, расслабляющий коньяк. Лида слушала меня, не перебивая. На меня она не смотрела, так что я была вынуждена исповедоваться ее настороженному профилю.