Выйти замуж за злодея
Шрифт:
— Свечи. Лампы разрядились года два назад.
Я пристроила сковородку на каминную полку (честное слово, даже душой к чугунной посудине прикипела) и дрожащими руками попыталась выбить искру из огнива, чтобы запалить оплавленные свечи в старом трехрожковом подсвечнике.
— Оставь. — Гард протянул руку к ночнику на стене. Воздух рассекла яркая голубоватая вспышка, но ничего не произошло.
— Что ты делаешь? — аккуратно поинтересовалась я.
— Заряжаю магическую лампу.
— Ну это… Она пустая.
Хорошо, что взглядом темные маги не умели ни убивать, ни обращать живых нимф в прах, иначе меня постигла бы печальная судьба Энбри Полта, и стражи забрали бы из дома две кучки пепла. Прозвучал резкий щелчок пальцами. Свечи в канделябре вспыхнули сами собой. В комнате заметно сквозило, но язычки пламени непривычного голубоватого цвета вытянулись ровные, как пики. А в пустом камине замельтешили крошечные мушки-светлячки, готовые поджечь поленья, но бесполезно осыпались угасающими искрами.
Соверен сделал неуверенный шаг и вдруг схватился за стену.
— Ты в порядке? — подскочила я к нему и подставила плечо:
— Обопрись.
— Пощади мою гордость, — пробурчал он.
— Тебе на самом деле стоит прилечь, но лучше не на пол, — приобняла я его за пояс и ловко поднырнула под руку.
Мы медленно потащились к лестнице на второй этаж. Должна признать, что Соверен Гард был тяжел не только характером. Самомнение, прибавленное к высокому росту, явно добавляло пару десятков фунтов.
Едва мы в потемках начали подниматься по ступенькам, как он сбил ногой одну из мисок. Посудина с восторженным звоном покатилась вниз и утянула за собой пару товарок, поднявших невообразимый грохот.
— Тебе не хватает полок? — не удержался от ироничного вопроса Гард.
— У меня протекает крыша.
— Поэтому ты пошла на мертвеца со сковородкой? — немедленно подколол остряк.
— Еще одно слово, и ты сам поползешь к кровати! — проворчала я. — А еще лучше — выгоню тебя лежать на террасе.
— Там холодно, — заметил он.
— И очень грязно!
Бог мой! Сейчас он увидит спальню, заставленную тазиками, и решит, что я живу в решете. Конечно, первым делом Соверен толкнул посудину в проходе, со стуком отскочившую к стене, но промолчал. Он опустился на кровать.
— Зажжешь свечи? — попросила я, немедленно открывая дверцы старенького шифоньера, чтобы найти что-нибудь из одежды Трэна.
Гард послушно щелкнул пальцами, и комнату вдруг залил ровный белый свет. С удивлением я оглянулась через плечо. На тумбе вспыхнул магический ночник, прежде никак не реагировавший на мои жалкие попытки вернуть его к жизни. Зато враз стали заметны и застарелые влажные пятна на стенной ткани, и многочисленные тазы, и сиротская неопрятность обстановки. Честное слово, лучше бы не поленилась и запалила свечи огнивом.
Внутри гардероба пахло ветошью, старым деревом и сухой лавандой
— Как ты себя чувствуешь?
— Неприлично богатым и ужасно избалованным, — отозвался тот, конечно же, намекнув, как жалок коттедж. — Я начинаю понимать, почему ты отказалась от нового дома. Похоже, любовь к шалашам у нимф передается через поколения.
— Я позволяю тебе злословить в доме деда только потому, что признательна за помощь. Но, должна предупредить, что благодарность у нимф заканчивается быстро! — Я швырнула ему в физиономию чистую одежду. — Сухое!
— Уверен, в детстве ты была хулиганкой и держала в страхе всю улицу, — начал дразнить он, подхватив рубашку.
— Не приходилось, — фыркнула я. — Спесивых болванов всегда сбивала с толку моя улыбка.
— Серьезно? — насмешливо отозвался он.
— Ага. Они сразу пытались меня купить, как корову на рынке.
Соверен схватился за свитер, чтобы рывком стащить его через голову, но замер. Мы встретились глазами. Неблагодарно дразнить человека, который только что спас мне жизнь, но до чего же он бесил, если не колдовал! Сил и терпения не хватает!
Гарду стоило промыть разбитую бровь, а мне — куда-нибудь выйти, пока не появилось неопределимое желание опустить сковородку на его побитую голову.
— У тебя еще кровь идет, — буркнула я и развернулась на пятках, чувствуя, как он за мной следит.
Когда вернулась с плошкой воды и чистым полотенцем, мужчина уже переоделся и растянулся на кровати, прикрыв глаза ладонью. Рубашка Трэна была узка в широких плечах, нелепо натягивалась, а пуговицы топорщились, стремясь выскочить из петелек. На животе парочка осталась не застегнутой, и в прорехе виднелся кусочек обнаженного тела. Почему я туда смотрела?
— Любишь подглядывать, Лаэрли? — вдруг тихо произнес он, не открывая глаз.
— А ведь когда молчишь, нормальным человеком кажешься! — машинально ощетинилась.
Присев на краешек кровати, осторожными мягкими касаниями я протерла ему рассеченную бровь.
— Подуешь? — дернул он уголком рта.
— Перебьешься.
Неожиданно он перехватил мое запястье, посмотрел в лицо. Внимательный взгляд засасывал, не давал отвернуться. Сердце вдруг грохнуло о ребра. Тяжело, сильно. Я замерла, удивленная этим неестественным буханьем.
— Я испугался, — тихо произнес он.
— Тот, кто учит тебя соблазнять женщин, ничего в женщинах не понимает. Выгони его взашей! — наверное, не к месту сострила я. — Слышал, что признаваться в слабостях — совершенно немужественно? Человечно, конечно, но с образом не вяжется.