Выживает сильнейший
Шрифт:
Я вторично попытался открыть глаза: мелькнул серебряный луч света, и наступила полная тьма.
Все будет хорошо, ведь Майло и Даниэл знают. Даниэл слышит каждый звук. И тут же я вспомнил, что звуков-то никаких и не было, кроме вырвавшегося у меня при виде Зины приветствия.
Может, они пришли к выводу, что без лишних слов мы с Зиной упали в объятия друг друга и тут же занялись любовью?
Или что-то случилось с аппаратурой, и они вообще ничего не слышат? Такое случается. Космические челноки на землю падают.
Может, ждут от меня какого-нибудь сигнала?
Я не могу пошевелить губами.
Успокойся, отдохни и соберись с силами.
По плану мне нужно было отдернуть штору в гостиной. Не встревожит ли их тот факт, что я не сделал этого?
Где они сейчас?
Я должен произнести хоть слово – для микрофона.
Очередной вдох отозвался такой болью, что я потерял сознание.
Понятия не имею, сколько я провалялся без чувств. Яркий свет режет глаза.
Кроме потолка спальни, я мало что вижу.
Ослепительно белый потолок.
Круглая дешевая люстра из пластика, с конусообразной медной чашечкой в центре, похожая на большую женскую грудь. У Зины груди были такие маленькие...
Приподняв затылок, я попытался рассмотреть, что мешало мне двигаться. Кожаные ремни. Широкие коричневые ремни, такими пользуются в больницах; проходя практику, я не раз задавал себе вопрос, какие чувства испытывает затянутый ими человек...
Цветные пятнышки где-то слева. Мышцы шеи напряглись до боли – впустую.
Боль пронизывала меня вдоль всего позвоночника, будто в него всадили гвоздь.
Скажи же хоть что-нибудь микрофону.
Но язык болтался во рту мягкой безвольной тряпкой.
Я еще раз попробовал вывернуть голову, рассмотреть находящиеся слева пятна.
Глаза. Белые глаза с огромными черными зрачками.
Мертвые глаза. Из пластика.
Коллекция. Вдоль левой стены шел застекленный стеллаж.
Плюшевые медвежата, забавная панда со склоненной набок головой, персонажи диснеевских мультфильмов, кит-убийца – сувенир из океанариума.
Коллекция Зины... Ее удивленный взгляд. А я-то в распахнутых ее глазах увидел страсть...
Проволока вокруг шеи. Проступившая кровь. Еще одно небольшое усилие, и она была бы обезглавлена.
Я шевельнулся; ремни больно впились в тело, однако дышать стало легче.
– "Хорошо", – хотел сказать я, но из горла едва слышно вырвалось только «хрш-ш».
Услышал ли микрофон?
Нужно расслабиться. Закрыть глаза. Восстановить дыхание. Накопить силы для того, чтобы выговорить.
Я был почти готов произнести новое слово, когда падавший из лампы свет заслонило чье-то лицо.
На левое веко легли пальцы, приподняли его и отпустили. Щекочущее прикосновение к кончику носа. Лицо склонено так близко, что я не могу сфокусировать взгляд.
Вот оно отдаляется.
Грязно-пшеничная бородка веником прошлась по моей щеке.
От обильно пересыпанных перхотью волос несло запахом несвежей пищи, раскрытый рот обдал горячим и кислым дыханием. В складке кожи у носа я увидел созревший красный прыщ.
Человек выпрямился. Сегодня на Уилсоне Тенни опять была майка, только зеленая и с надписью «Illinois Arts Festival».
– Он пришел в себя.
– Быстро очухался, – послышался еще один голос.
– Хорошая форма, – отозвался Тенни. – Вот что значит вести добродетельную жизнь.
Лицо его сдвинулось куда-то вправо и пропало. Зато появилось новое: свежевыбритое, с гладкой загорелой кожей.
Скрестив на груди руки и поблескивая стеклами очков, на меня с интересом смотрел Уэс Бейкер. Из-под закатанных рукавов отлично выглаженной кремовой рубашки виднелись крепкие бронзовые мускулы. Взгляду была доступна только верхняя часть его тела.
В правой руке он держал наполненный прозрачной жидкостью небольшой шприц для подкожных инъекций.
– Хлорид калия? – произнес я для микрофона, но опять неудачно.
– Речь вернется через несколько минут, – сообщил Бейкер. – Дайте вашей центральной нервной системе время адаптироваться к новым условиям.
Откуда-то послышался грубый и хриплый смех. Тенни.
– Хлорид калия. – Мне показалось, что на этот раз вышло куда лучше.
– Не желаете расслабиться? Вы явно из породы упрямцев. К тому же, судя по тому, что я успел разузнать, у вас блестящий ум. Какой позор, что нам не представился случай обсудить вопросы мироздания.
Можно хоть сейчас, не только подумал, но и попытался сказать я, однако вылетевшие изо рта звуки были все еще нечленораздельными. Где же Майло с Даниэлом?
Записывают разговор на пленку в качестве доказательства? Но... эти двое меня уже не отпустят, они готовы...
– Видишь, как умиротворенно он выгладит, Уилли? Мы создали новый шедевр.
Тенни приблизился. Лицо его было злым, зато Бейкер улыбался.
– Над Зиной... – с трудом, но все же наконец внятно проговорил я, – поработала рука мастера. Почти совершенство. Гойя...
– Приятно общаться со знатоком.
– Придали позу... как Айрит, как Латвинии и...
– Вся ее жизнь была позой, – бросил Тенни.
– Удушение... без нежности?
Тенни хмуро взглянул на Бейкера.
– Зачем было убивать и ее? – Хвала Создателю, язык во рту сократился до нормального размера.
– А почему бы нет? – Бейкер склонился ко мне и задумчиво почесал щеку.
– Она же была... вашим сторонником.
Бейкер строго поднял вверх указательный палец. По-профессорски. Я вспомнил, как Майло рассказывал о его любви читать лекции. Пусть говорит, пусть все будет на пленке.