Выживатель
Шрифт:
– Так, кто из вас кто? Кто механик?
– Я, сэр, – сказал упитанный. – Пол Савики.
Савики – это Савицкий в американском исполнении, Савицки, а так сразу и не поймешь. Земляк жены, по происхождению, по крайней мере.
– А ты… – я повернулся к стриженому парню.
– Сэр, капрал Додсон, Четвертая пехотная дивизия, сэр!
На парне была майка с логотипом группы «Пантера», но брюки от армейской полевой формы и высокие форменные ботинки. И еще парень был вооружен – «глок» в кобуре и самозарядная «AR15» лежала на «лифчике» с магазинами. Оружие у выживших не отбирали, разве что на время суточного карантина,
– Отлично, – кивнул я. – Додсон, будешь под моим командованием. Савики, поедешь со мной на паром, там я тебя представлю новому начальству. Так, водители…
Поднялись трое оставшихся, включая женщину.
– Вы будете жить на острове, грузовики стоят там. Но работать будем обычно вместе. Военная подготовка для вас обязательна, мы не пиво по магазинам развозим, так что прошу быть готовыми к трудностям. Ладно, пошли к лодке.
Коллеги Роны ждали нас у офиса, тоже собрались на паром, так что к катеру мы потянулись уже такой стайкой человек в десять. Шкипер Лирой к тому времени кофе уже напился, был благодушен, предчувствуя окончание и так не слишком напряженного сегодня рабочего дня. Но сначала ходка на остров, водителей выгрузить.
Много времени это не заняло: едва лодка отвалила от дебаркадера, я вызвал по рации Сэма Голдберга, который командовал всеми грузовиками и прочим транспортом, и когда мы подошли к острову, он уже ждал новых своих работников на большом белом «Тахо», у самого причала. Поздоровались и сразу попрощались, разве что я напомнил ему о завтрашнем выезде:
– Хотя бы те два затора в городе растолкайте, а мы еще раз пройдемся над дорогой, посмотрим, что еще могли упустить.
– Ты нам прикрытие организуй, а от нас проблем не будет.
– Надеюсь.
Вообще-то внешность у Сэма до крайности несерьезная – он рыжий, носатый, лопоухий, с усами-щеткой, ростом заметно ниже среднего и противно-скрипучим голосом. Его нашли в подвале синагоги, безоружного, грязного, питающегося какими-то консервами и упакованной мацой, причем он сразу сообщил своим спасителям, что его компания должна была эту синагогу ремонтировать, а вот теперь, похоже, он подряда лишился. За то время, что его везли обратно, он успел всем осточертеть с бесконечными жалобами, и брать его на работу никто не хотел категорически. Почему взяли – никто так и не понял, наверное, потому, что Сэм относится к тем людям, которых выпихни в дверь – они влезут в окно.
Но взяли. И тем самым перенаправили его утомительную энергию в мирное русло, то есть на пользу обществу. Работать плохо, как оказалось, он просто не умел – влезал в каждую мелочь, ночей не спал, занимался всем. Потом уже в разговорах всплыло, что был он холостяком, хоть и с повадками бабника и привычкой врать о своих любовных подвигах, и как следствие, я думаю, все свое время привык работе и посвящать. Так что он очень быстро проскочил все ступеньки своей служебной лестницы и теперь был одной из ключевых фигур этого нашего импровизированного анклава.
И да, если он сказал, что что-то сделает, то он точно это сделает, хоть в банк его слова неси.
Шкип лихо развернул лодку и погнал ее в сторону «Белла Маре», глыбой возвышающегося впереди. Я услышал, как он из рубки связался с паромом, предупреждая о подходе. В общем, на сегодня и у меня почти все, рабочий день заканчивается.
Странно само понятие «рабочий день» среди всего, что творится вокруг. Но если мы не в рейде и не на дежурстве, то он у нас да, есть. Сейчас отправлю Савики к начальству, определю Додсона в группу и дам все попутные распоряжения – и свободен. Можно заниматься своими делами.
С каких-то пор стал совсем плохо переносить алкоголь. Может, возрастное, не знаю, но как-то на других это не отражается вроде, возраст, в смысле, а на мне вот так. Не то чтобы мне от него плохо, скорее хорошо, и люблю я раз в неделю пару кружек пива пропустить, но именно что раз в неделю, и именно что пару. Можно реже, не проблема, а вот чаще уже не хочется. Поэтому в спортзал на «Белла Маре» я ходил попозже, тогда, когда большинство местного населения уже в баре сидело.
Сначала зашел в борцовский зал, где было всего два человека, уже заканчивавших свои дела. Минут двадцать постучав по мешку руками и ногами и как следует разогревшись, я перешел в соседний, где взялся за тяжести. Там не было уже никого, так что мне осталось только музыку выключить – люблю заниматься в тишине.
Уединение мое было нарушено минут через десять – пришла Рона. Она тоже каждый вечер приходит. Говорит, что всегда была gym freak и даже когда-то стала «вице-мисс Фитнес» штата Нью-Йорк, откуда она родом. Глядя на нее, легко в это веришь. Помахала мне, пыхтящему на тренажере, включила беговую дорожку, а вот музыку, к радости моей, включать не стала – у нее айпод есть, на бицепсе на резиновой ленточке, так что музыка у нее через наушники – вообще сказка.
Общение в спортзале вообще интересное – можно ничего не говорить и при этом быть вместе. У нас с Роной это уже вроде как традиция, плюс в этом даже некий элемент заговора есть, что ли, – двое любителей ходить в зал после всех. У меня стопка железных плит в тренажере лязгает время от времени, да я пыхчу как паровоз, а у нее мотор беговушки жужжит и топают по резиновой ленте подошвы кроссовок – вот и все общение. И при этом мы общества друг друга ищем. Я ищу потому, что она мне нравится, просто как женщина, такая вот простая и понятная слабость, а почему она ищет моего? Ну, может быть, просто потому, что я к ней не пристаю. Почти что исключение в местном в большинстве своем мужском коллективе.
Рона наполовину итальянка, а наполовину шотландка. Мать у нее была именно что самая настоящая шотландка, из Абердина, а отец – итальянец из Бруклина, поэтому и фамилия у нее Диджуни, то есть самая что ни на есть итальянская. Она и выглядит как итальянка, не знаю, что у нее от шотландской матери, кроме имени.
Где ее родители – не знаю, она о них никогда не говорила. Мы вообще не так чтобы много разговаривали, у нас такое общение – почти без слов. Рона не из выживших, она работала то ли на самого Бреммера раньше, то ли в его компании – не знаю. Поговаривали… а о ней любили поговорить, потому что внимание нескольких сот мужчин вокруг она притягивала, – поговаривали, что она сама настояла на переводе сюда с Кюрасао. То ли конфликт с начальством у нее случился, то ли еще что. Кто-то болтал, что из-за карьерных соображений, кто-то говорил, что у нее начальник слишком назойливый оказался – не знаю, где правда, я и сплетни не очень люблю слушать.