Выживший. Покорение Америки
Шрифт:
Его ноздри затрепетали, но он героически держался. Мало того, даже сделал попытку совершить суицид, отпустив моё запястье. Но я не позволил этому свершиться, снова схватив его за отвороты плаща и на этот раз от греха подальше втянув на крышу. Шпик обессиленно прислонился спиной к невысокому парапету, проведя ладонью по мокрому лицу. Ага, лёгкий тремор присутствует, всё же, не иначе, уже прокрутил в голове свою безвременную кончину.
Я тем временем подобрал лежавшую рядом шляпу, отряхнул её и нахлобучил ему на голову. Пришло время
— Глупо, всё равно я знаю, на кого ты работаешь, — сказал я, возвышаясь над ним. — И не нужно пудрить мне мозги своим английским. Тебя как зовут-то? Ваня, Федя, Поликарп?
Молчит, зараза! Впору применять методику интенсивного допроса. В то же время мне было его… жалко, что ли. Уже и расхотелось отвёрткой глаз выковыривать, и ногти рвать, и зубы спиливать маленьким напильником… Я вздохнул, сделав несколько шагов туда и обратно, не забывая в то же время поглядывать на пленника. А ну вдруг рванёт на меня, или, ещё того хуже, через парапет! Может, связать ему руки-ноги на всякий случай?
— Хорошо, мне до лампочки твоё имя. Мне просто хочется знать, что от меня нужно твоему руководству. Если бы хотели ликвидировать — не стали бы устраивать слежку, — вслух размышлял я на русском. — Хотели бы наладить контакт — тоже не вижу препятствий. А знаешь что… Пожалуй, отпущу я тебя на все четыре стороны.
В глазах агента мелькнула смесь надежды с удивлением, мол, неужто и впрямь отпустит? А что, разве я похож на садиста? Я по складу характера вполне добродушный, где-то местами, в глубине души… В общем, топтунишка, если бы надо бы тебя грохнуть — грохнул бы, не задумываясь, хоть ты и русский. Но мне хочется внести ясность в этот вопрос, так что придётся с твоей кончиной повременить.
— В смысле, ступай к своему начальству и доложись, что объект готов к диалогу, — поправился я. — Но к диалогу честному и откровенному. Назначаю встречу на завтра, на 15.00, в тихом местечке под названием "Русь". Это в Гринпойнте, в русском районе. В это время там посетителей немного, никто нам не помешает. Суток с лишним твоему боссу должно хватить, чтобы проинформировать Центр и получить соответствующие инструкции. Он должен прийти один и без оружия, в противном случае разговора не получится… Кивни хотя бы, если понял.
Тот всё-таки нашёл в себе силы сделать кивок, глядя при этом на меня исподлобья.
— Ну всё, свободен, скатертью дорога, — развёл я руки в стороны.
Филер медленно поднялся, отряхнул полы плаща и так же медленно, сгорбившись и не оборачиваясь, потащился к будке люка. Чуть погодя я двинулся следом. Подождав, когда шаги внизу утихнут, я подошёл к водонапорной башне и принялся шарить в выемке под днищем. Ага, вот она, родимая. Доставать не стал, нечего мочить лишний раз. Главное, что винтовка на месте, а уж пригодится в будущем или нет — это другой вопрос.
А в целом я, конечно, зря ввязался в эту режиссёрскую авантюру. Славы, что ли, захотелось… А
Однако, как бы там ни было, прошлого уже не вернуть. Один раз провалился на 80 лет назад, да и то против собственной воли. Жаль, но машины времени у меня нет, и придётся дальше действовать по ситуации. То есть надеяться, что ответственный товарищ из СВР или аналогичного органа пойдёт навстречу моим пожеланиям и согласится на встречу, в результате которой удастся прийти, как любил выражаться Меченый, к консенсусу.
На следующий день с утра я сделал звонок в "Русь", управляющему Николаю, которого Вержбовский-младший оставил на хозяйстве после того, как сам перебрался на "Орфей". Договорились, что в моём распоряжении будет уютный закуток, в котором мы когда-то сиживали с Виктором Аскольдовичем. Неплохой вариант, поскольку оттуда просматривался весь зал, и в то же время сидевшие в закутке оставались как бы в тени.
Я был на месте за полчаса до назначенного срока. На всякий случай проверил пути отхода, попросив Колю держать запасной выход открытым. Видно было, как того распирало любопытство, но он сумел удержаться от лишних вопросов.
А ровно в 15.00 порог ресторана, в котором помимо меня находилось человек пять, переступил довольно стильно одетый мужчина лет тридцати, максимум тридцати с небольшим. Сразу кольнула мысль: "Это по мою душу!" Да и незнакомец, увидев, как я смотрю на него, чуть заметно кивнул мне и, вручив подбежавшему половому плащ и шляпу, уверенно направился в мою сторону.
— Ефим Николаевич? — на русском спросил он, протягивая мне руку с невозмутимым выражением лица.
— Хм, ну, пусть будет Ефим Николаевич. А вас как величать?
— Можете звать меня Павел Михайлович. Фамилию и должность, к сожалению, я вам сказать не могу, тем более что в Соединённые Штаты я прибыл под другими документами, как сотрудник торгпредства Яков Наумович Либерсон. Но можете поверить мне на слово, что я уполномочен говорить от лица наркома внутренних дел Советского Союза товарища Берии. По его приказу и прибыл в Нью-Йорк меньше месяца назад, и на днях собирался отплывать обратно, наладив работу агентуры, а тут вы встряхнули ситуацию своими действиями. Видно, придётся немного задержаться… Я один, оружия при мне нет, — добавил собеседник, увидев в моём взгляде нарождающийся вопрос.
— Это хорошо, надеюсь, разговор у нас с вами получится конструктивным. Кстати, вот меню. На цены не смотрите, здесь мою персону знают и денег с меня и моих друзей не берут. А мне очень хочется верить, что мы с вами подружимся.
Вообще этот Павел Михайлович производил приятное впечатление. Держался уверенно, достойно и в то же время просто, взгляд открытый, было бы неплохо найти с ним общий язык. Между тем принесли заказ, поднимающийся от тарелок аромат заставил меня сглотнуть слюну.