Вызов
Шрифт:
В этот миг мне показалось, что в воздухе пахнет грозой и гремучей смесью излишне резких мужских парфюмов. Немедленно зaхотелось выбраться куда-то на свежий воздух и вдохнуть его полной грудью.
Банкир мрачно посмотрел на мою руку, зажатую в ладони Харда, и недовольно поджал губы:
— У нас с лирэ Авьен деловая встреча, рэй.
— Я вижу, — сверкнул изумрудной зеленью глаз Хард и покосился на расставленные по столу угощения. — Ты что-то из этого ела? — обращаясь уже ко мне, спросил он.
Испуганно вытаращившись на Клоффа, я отрицательно мотнула головой
— Да что вообще происходит?
— Невежливо врываться в чужой офис и пугать девушку своими дурными манерами, — холодно процедил Риго, сверля Харда лучисто-синим пронизывающим взглядом.
— Вежливость и хорошие манеры никогда не были моей сильной стороной, — недобро улыбнулся тот, сжал еще сильнее мою ладонь, которую я тщетно пыталась выдернуть, потому что стальной захват пальцев мужчины начинал причинять мне боль. — Лирэ вьен забыла, что у неё была назначена встреча со мнoй. Она сегодня непростительно рассеянна.
Нет, однозначно, сильная сторона Харда — это наглость, но должны же быть и у неё хоть какие-то пределы!
— Я провалами памяти ещё не страдаю! — в который раз потерпев фиаско в попытке освободиться от назойливой опеки тиррианца, я дёрнула многострадальную руку и чуть не прикусила язык, когда искажённое гневом лицо Харда приблизилось к моему.
— Помолчи, Белль! — прошипел он. — Мы уходим!
И этот ненормальный, ничего не объясняя, сорвался с места, а я, связанная с ним крепким «рукопожатием», вынуждена была припуститься следом, потому что в противном случае он бы меня просто потащил дальше волоком.
Что мне показалось еще более странным, чем поведение Харда, так этo реакция секретарши Клоффа, которая при нашем появлении в приёмной удивлённо раскрыла рот и округлила глаза, словно ей навстречу выползли ожившие ихкрагены.
Подскочив с места, она мигом ринулась в кабинет Клоффа, а Хард, выскочив со мнoй в коридор, почему-то стремительно проследовал мимо лифта к лестнице, причём явно предназначенной для случаев эвакуационного выхода.
Моей выдержки и воспитания хватило ровно на два лестничных пролёта. Во-первых, у меня подвернулся каблук, а во-вторых, рука, в которую Хард вцепился, словно клещ, просто нестерпимо ныла.
— Отпустите меня немедленно! Мне больно! Дикарь! — заорала я, и тиррианец остановился так резко, что по инерции пришлось еще и впечататься в него.
Захват ладони тут же ослаб, и мне хватило секунды, чтобы выдернуть её и наброситься на мужчину с гневной тирадой:
— Нахал! Да что вы о себе возомнили? По какому праву позволяете себе помыкать мной? Вы мне сделку испортили! Где я теперь деньги возьму?
— Я зол, Белль! Ужасно зол, — вдруг произнёс Хард. Его низкий и чуть просевший голос прошёлся по натянутым нервам, словно наждак. В затылке неприятно кольнуло, а в горле мгновенно пересохло. — Я просил тебя отдыхать и подождать до завтра, а ты одна полезла в логово к хищнику!
— К к-какому хищнику? — начиная действительно паниковать, проблеяла я. — Вы же мне сами этот банк подсунули!
— Банк! — гаркнул Хард. — Но не его хозяина! От тебя воняет Клоффом за километр!
— Что?! —
Таких поцелуев я не знала… Если это пронзительное помешательство вообще можно назвать поцелуем. Руки Харда лихорадочно блуждали по моему телу, путалиcь в волосах, гладили лицо, и… он просто пил меня. лотал исступлённо и жадно, как воздух или воду. А я даже противиться не могла. В груди горело огнём, не слушались ноги, и мысли вяло кружились, утекали в туманную вечность вместе с ещё минуту назад раздирающим меня на части гневом. Поймала себя на том, что вместо того, чтобы оттолкнуть Харда, я цепляюсь за его плечи, позволяя мужчине такие вольности, о которых мне прежде и думать было стыдно. Единый, что он со мной сделал?
— Вы… Да как вы… Отпустите меня немедленно!
Тяжело дыша и дрожа, как листок во время грозы, я попыталась отстраниться от тиррианца, стоило ему прервать поцелуй, но в ответ получила нечто совсем пугающее:
— Ты выйти отсюда и вернуться домой хoчешь?
Догадка ледяными мурашками зашевелилась во вмиг просветлевшей голове.
— Вы что, действительно воруете женщин?
— Только тех, которые отвечают взаимностью на недвусмысленные знаки внимания и добровольно пьют юнитру рода.
— Какие знаки внимания? Какая юнитра рода? — скатываясь в банальную панику, взвизгнула я.
— Шеккер, — прибил меня откровением, словно кувалдой, Хард. — Шеккер и есть юнитра рода — символ принадлежности к клану. Как печать или клеймо, которое каждый тиррианец сразу же почувствует. Принимая из рук мужчины такой напиток, ты впускаешь его семью, в своё сердце, даёшь согласие на её защиту и покровительство, становишься одной из них. А позволяя мужчине кормить тебя, ты практически говоришь мужчине «да».
— Говорю «да» на что? — шепнула я.
— На всё! — расплылся в гадкой улыбке Хард.
— Да вы просто ненормальные! Больные на всю голову!
— Не совсем точная формулировка, Белль. Безусловно, во всем, что касается чувств, мы слишком уязвимы и не знаем меры: любим до умопомрачения, отчаянно ненавидим и изощрённо мстим, но болезнью это никто не считает. Мы такие, какие есть!
— Погодите, — вдруг осенило меня. — Что вы там только что сказали о кормёжке?.. Вы… Так вот зачем вы притащились ко мне домой с ужином?! Обмануть меня вздумали?
— Ц-ц-ц, — пощёлкал языком Хард и предупредительно поднял вверх указательный палец. — Минуточку! Во-первых, я кормил тебя не тиррианской пищей, во-вторых, не наедине, а в-третьих, мы пили твoё вино.
Я ошеломлённо затихла, открыв и закрыв рот, и тут Хард добил меня в свойственной ему манере:
— Просто у меня, в отличие от Риго, нет бабушки, которая умеет готовить родовой шеккер, иначе я бы тебя давно им опоил.
В ответ на это я просто захлебнулась возмущением:
— Послушайте, я не давала никакого повода ни вам, ни Клоффу полагать, будто между нами возможны какие-либо другие отношения помимо деловых! Какого урга вы ко мне прицепились?