Вызов
Шрифт:
– Все в порядке? – спросил Лунин, видя, что Ольга продолжает стоять с закрытыми глазами.
– Да. – Девушка открыла глаза, осторожно снимая руку с плеча Келюса. Меня что-то ударило… Но это пустяки…
Она медленно надела ладанку со скантром и осторожно погладила правое плечо. Николай заметил, что куртка на этом месте обуглилась. Он посмотрел на свое левое плечо: с его курткой произошло то же самое.
– В общем, прорвались, – резюмировал он. – Ну вот, Ольга, это место называется «Карман». Когда-то здесь прятались большевики…
– От кого? – удивилась Ольга. – Ведь это все построено при большевиках!
– От других большевиков, – не особо понятно пояснил Николай. – Ну а что тут теперь, я и сам не знаю… Пойдемте поглядим?
Они стали неторопливо спускаться. Вскоре Келюс понял, что находится в таком же точно подъезде, как и тот, который они только что покинули. Только побелка выглядела еще более старой, да и двери были деревянные, без привычной кожаной обивки. Впрочем, Лунин быстро понял, что за этими дверьми уже никто не живет.
Некоторые из них оказались опечатаны, причем печати были как на длинных полосках бумаги, уже успевших пожелтеть, так и сургучные – на темных длинных шнурах. Две или три двери оказались забитыми крест-накрест.
– Пусто, – констатировал Николай. – Может, и вправду в Америку подались?
Внезапно откуда-то снизу послышался стук. Стук был не сильный, на несколько секунд он прекратился, затем возобновился снова. Келюс, достав браунинг, снял его с предохранителя.
– Не надо, – тихо сказала Ольга, положив ладонь на руку Николая. – Мы здесь гости…
Лунин подумал и убрал пистолет. Они спустились ниже, туда, где должен быть первый этаж. Двери, ведущей на улицу, не было, вместо нее находилось странное сооружение, похожее на тамбур. Вход был закрыт наглухо, рядом стояли стул и тумбочка, над которыми висела эмалированная табличка: «Предъяви пропуск». Надпись показалась Келюсу особенно нелепой. Стук шел откуда-то сбоку. Лунин осмотрелся и понял: он доносится справа, где лестничная площадка образовывала небольшой тупик. Николай поднес палец к губам, Ольга кивнула, и они, стараясь ступать как можно бесшумнее, заглянули за угол.
Тупик кончался дверью. Оттуда лился неяркий электрический свет, тихо играла музыка и слышался стук. Келюс, знаком велев Ольге подождать, осторожно подошел поближе.
Дверь была полуоткрыта. Николай заглянул туда и сразу же понял, откуда эти странные звуки. За дверью находилась сапожная мастерская.
Большая комната была заставлена старинными столами, стеллажами и стульями, на которых в беспорядке лежала самая разнообразная обувь. Больше всего Николая поразили сапоги – большие, высокие, какие в его время уже никто не носил. В углу стоял старый радиоприемник с большой темной тарелкой-динамиком, откуда и доносилась музыка. В другом углу шипел примус, на нем были закопченный медный чайник и высокая консервная банка с рваными краями. На белых, грубовато побеленных стенах висели заботливо убранные в рамочки вырезки из иллюстрированного журнала, судя по формату «Огонька». Всмотревшись, Лунин узнал «Утро в сосновом лесу» Шишкина и «Ворошилов на прогулке» Александра Герасимова. Вырезки были старые, краски успели выцвесть, а бумага – покоробиться от времени.
Посреди мастерской на высоком темном стуле со странной спинкой, напоминающей силуэт готического собора, сидел пожилой человек в фартуке темно-синего цвета, под которым Николай заметил застиранную гимнастерку. Очки человек в фартуке сдвинул на лоб, внимательно разглядывая грандиозных размеров подметку, поднося ее при этом чуть ли не к самому носу.
– Не годится, – пробормотал он сердито, подметка полетела куда-то в угол.
– Хотел бы я знать, куда это большевики подевали хорошую кожу!
– Добрый день, – осторожно проговорил Николай. Все это было непонятно, но странный сапожник оказался единственным, к кому он мог обратиться за объяснениями.
Сапожник не спеша нацепил очки на нос, внимательно поглядел на Келюса и покачал головой: – А, товарищ Лунин, если не ошибаюсь? Тот самый товарищ Лунин, который так не любит Советскую власть?
Он говорил не спеша, тщательно произносил каждое слово, слегка дирижируя при этом правой рукой, словно задавая темп.
– Наверное, тот самый, – рассудил Келюс, – а что, я тут очень знаменит?
– Не преувеличивайте значение собственной личности, товарищ Лунин. Сапожник снял очки и спрятал их в старый кожаный футляр. – Все равно творцом истории будут не товарищи Лунины, а наш великий советский народ. А поэтому, товарищ Лунин, зови барышню и заходи, гостями будете…
Келюс, автоматически отметив, что странный сапожник сказал не «девушка», а «барышня», подумал о том, что стены в этом доме близки к полной прозрачности. Он кивнул Ольге, и они вместе переступили порог мастерской, где пахло кожей, табаком и еще чем-то странным, но по-своему уютным.
– Добрый день, сударь, – вежливо произнесла Ольга, усаживаясь на стоявшую у входа старую табуретку.
– Здравствуйте, барышня, – кивнул сапожник и усмехнулся. ~ Я вижу, вы попали в не очень надежную компанию. Товарищ Лунин – человек неустойчивый в политическом, отношении… то белым помогает… то красным помогает. По-моему, он просто двурушник.
Высказав это тяжкое обвинение, сапожник взял молоток и ударил по подошве гигантского сапога, торчащего на распорке. Затем, критически поглядев на сапог, он отложил в сторону молоток и покачал головой: ~ Форменный двурушник… Чаю выпьете?
– Будем, – согласился Николай. Болтовня странного сапожника ничуть не задела. Он лишь подумал, что куча обуви на столе и стеллажах как-то не соотносится с абсолютно пустым подъездом. Впрочем, большая часть заказов (если, конечно, это были заказы) уже успела покрыться толстым слоем пыли. Между тем сапожник, сняв чайник с примуса, принялся колдовать с заваркой.
– Индийский, – проговорил он удовлетворенно, заливая кипяток в маленький заварной чайничек. – Настоящий «Роял»! А наши знатные чаеводы все еще выращивают не чай, а банные веники. Ордена им давай, премии давай… А все равно – веники…