Вызовите акушерку
Шрифт:
Я оборвала её:
– Эта керосинка – смертельная опасность. Я собираюсь заявить в полицию. Мы должны туда войти.
Глаза женщины заблестели, и, причмокнув, она схватила меня за руку и сказала:
– Ты будешь звать полицию, так? Бож мой!
Она умчалась на балкон ниже и постучала в ещё одну дверь. Я представила, как она будет разносить новость по всему «Баффину», даже если это займёт всю ночь.
Усталость как рукой сняло, и я припустила вниз по лестнице на улицу, а потом – к ближайшей телефонной будке. Полиция
Дальше я побежала в «Онтарио» – сообщить Марджори. Бедная женщина… Когда я рассказала ей, она согнулась пополам, словно её ударили в живот.
– Ох, нет, я больше не вынесу, – застонала она. – Я так и думала. На игрища свои пошла.
Я была столь невинна, что не поняла, о чём идёт речь.
– На какие игрища? – спросила я, думая, что она имеет в виду дартс, бильярд или азартные игры в местном пабе.
Марджори страдальчески на меня посмотрела:
– Не бери в голову, голубушка. Не нужно тебе о таких вещах знать. Я должна пойти присмотреть за деточками.
И мы молча пошли. Полицейские уже прибыли – вскрывали дверь. Я думала, они приведут с собой слесаря, но оказалось, большинство из них и сами имеют неплохой опыт в этом деле. «Они что, в колледже это проходят?» – мелькнула у меня мысль.
На балконе собралась толпа. Марджори протолкнулась вперёд, заявив, что она – бабушка, и, когда дверь наконец-то открыли, первая зашла внутрь. Полицейские и я двинулись следом.
В комнате было удушающе жарко и воняло гнилью. Детей не было видно, кроме той, что блаженно спала в коляске. Я поспешила к ней – девочка выглядела на удивление ухоженной, чистой и сытой. Остальная часть комнаты была просто неописуема. Рой мух, в углу – куча экскрементов и грязных подгузников, по которой ползали опарыши…
Марджори вошла в спальню, нежно зовя мальчиков. Они сидели за стулом. Заливаясь слезами, женщина взяла их на руки.
– Ничего, мои лапоньки. Бабушка с вами.
Полицейские делали заметки, а я подумала, что, возможно, должна уйти, раз за малышей теперь отвечает бабушка. Но в этот момент снаружи поднялся переполох, и в дверях появился Дик. Он явно не знал, что в его квартире находятся полицейские. Едва завидев их, он бросился было бежать, но путь к отступлению преградили собравшиеся зрители. Они впустили его, а вот выпускать не собирались. Возможно, за Диком числился десяток-другой должков перед соседями.
Ему было вынесено предупреждение за халатность в отношении детей, не достигших пяти лет. Дик выругался, сплюнул и спросил:
– А чё с ними? Малые в норме. Ничё такого, насколько я вижу.
– Вам повезло, что с ними ничего не случилось. Оставив их одних с зажжённой керосинкой, вы могли спровоцировать пожар, если бы они её опрокинули.
Дик начал оправдываться:
– Это не моя вина. Я керосинки не зажигал. То хозяйка. Я не знал, что она уйдёт и оставит её. Ленивая потаскушка! Пусть только попадётся на глаза – уж я ей всыплю по первое…
Полицейский спросил:
– Где ваша жена?
– А я почём знаю!
Марджори напустилась на зятя:
– Ах ты, окаянный! Ты знаешь, где она. И это ты её вынудил. Свинья ты поганая!
Дик был сама невинность:
– Чё эта старая корова мелет?
Марджори закричала было в ответ, но полицейский её остановил:
– Уладите свои разногласия, когда мы уйдём. Мы составили рапорт, что вам вынесено предупреждение за то, что вы оставили своих детей без присмотра и подвергли опасности. Если это повторится, с вас взыщут штраф.
Дик подлизывался изо всех сил:
– Вам не придётся делать этого, офицер, потому как этого не повторится, офицер. Я извиняюсь и прослежу, чтоб это в последний раз.
Полицейские собрались уходить, и Дик заявил, указывая на Марджори:
– И эту с собой заберите.
Издав страдальческий стон и крепче прижав к себе мальчиков, женщина обратилась к полицейским:
– Я не могу оставить их здесь, малышку, мальчиков. Разве вы не видите? Я не могу их вот так оставить.
Дик проворковал успокаивающим, ободряющим голосом:
– Не волнуйтесь, мамаша. О ребятишках я позабочусь. Нечего тут волноваться. Потом обратился к полицейскому:
– Со мной им ничё не грозит. Слово даю.
Ни один из полицейских не был дураком, и никого ни на секунду не обмануло это проявление отеческой преданности. Но они не могли сделать ничего, кроме как вынести предупреждение.
Один из них повернулся к Марджори:
– Вы можете остаться здесь, только если вас пригласят, и, конечно, не можете забрать детей без согласия отца.
Дик торжествовал:
– Слыхала? Ты должна получить согласие отца. Отец – эт я, и я не даю своего согласия, поняла? А теперь проваливай.
И тут я впервые заговорила:
– А как же новорождённая? Ей всего восемь дней, она нуждается в грудном вскармливании. Ещё чуть-чуть, и она проснётся голодной. Где Молли?
Не думаю, что до этого Дик обращал на меня внимание. Повернувшись, он осмотрел меня сверху вниз. Я практически чувствовала, как он раздевает меня глазами. Этот тошнотворный тип явно мнил себя божьим даром для любой из женщин. Он подошёл ко мне:
– Не волнуйся ты, сестричка. Моя хозяйка накормит её, как только воротится. Она просто выскочила на минутку.
Он взял мою руку в свои и погладил по запястью. Я резко её отдёрнула. Мне хотелось вдарить по этому ухмыляющемуся лицу, которое нависло над моим так низко, что я чувствовала его смрадное дыхание. Я с отвращением отвернулась. Он придвинулся ещё ближе, в его глазах мерцал насмешливый интерес. Дик понизил голос так, что больше никто не смог бы расслышать:
– Недотрога, да? Я знаю, как сбить с тебя спесь, мисс Недотрога.