Шрифт:
1. Мистика перед походом на Смоленск
18 мая 1654 года второй царь новой династии Романовых на московском троне Алексей Михайлович «Тишайший» во главе многотысячного войска выступил в поход на Смоленск, съездив помолиться перед этим в Саввино-Сторожевский монастырь.
Свидетель сих тожественных событий так описал богобоязненного государя, решившегося на такой решительный и небезопасный шаг: «Ехал сам царь, окруженный 24 алебардистами, из коих два предшествующие несли два палаша. Царь в богатой броне, сверх которой была у него короткая одежда, украшенная золотыми позументами, на груди открытая, чтобы можно было видеть броню. Поверх этой одежды, у него было другое одеяние, чрезвычайно длинное, отовсюду висячее,
За три дня до своего выхода из Московского Кремля царь Тишайший отпустил в Вязьму чудотворную икону пресвятой Богородицы Иверской с митрополитом Казанским Корнилием. Вместе с духовенством в свите Корнилия Казанского царь Тишайший отправил в Вязьму воевод передового полка с войском: Одоевского, Хворостинина, Львова, Шереметева, Щербатова. Через день, 16 мая выступили большой полк с воеводами Черкасским, Прозоровским и Мосальским, а также сторожевой полк с воеводами Ростовским и Стрешневым.
С Тишайшим царём кроме Дворовых воевод Бориса Морозова и Ильи Милославского в поход на Смоленск пошли два Сибирских царевича и один Грузинский, а также бояре Никита Романов, Иван и Глеб Морозовы, Гаврила Пушкин, Репнин, Бутурлин, Хованский, Долгоруков, Львов, Хитрово, Стрешнев, Салтыков, Ртищев и многие думные и дворовые дьяки.
Но не спокойно было на сердце у Тишайшего. Перед походом в Смоленские земли и другие польские королевские земли были посланы царские грамоты, где Тишайший объявлял, что идёт освободить православную церковь от насилия и воздать врагам православного христианства месть за чинимые ими неправды и угнетения, и приглашал русское население присоединиться к нему, обещая сохранить дома от воинского разрушения. Но среди окружения Тишайшего, причем ближайшего, находились люди малодушные, даже двоедушные, открыто и тайно не одобрявшие Смоленского похода и предрекавшие прежние неудачи, как это было в 1630-х годах при его отце Михаиле и деде Филарете Романовых. Об этом Тишайший с горечью писал своим сестрам, признаваясь, что это сильно и жестоко сокрушало царское сердце…
Но тайное осознание своей «русской божией правды» и редкое одушевление великим религиозным чувством было так сильно у Тишайшего, что он смело и необычайно твердо продвигался вперед к Смоленску, веря в небесное знамение, что обещает ему воинскую удачу победу в сложном и опасном военном предприятии. И это мистическим образом произошло майской ночью 1654 года, когда Тишайшему, двигающемуся на Смоленск и остановившемуся на ночлег в деревне Наре, во сне привиделся святой старец Савва Сторожевский, который поведал ему о грядущих воинских победах над поляками и литовцами и долгожданном освобождении от них Смоленска.
Поутру по повелению Тишайшего, одухотворенного видением святого преподобного старца, за образом Саввы в Саввино-Сторожевский монастырь будут снаряжены государевы люди. И скоро икона св. Саввы заняла самое почетное место среди православных святынь, сопровождающих московское войско Тишайшего в знаковом походе московского воинства на многострадальный Смоленск, потерянный в лихое Смутное время начала 17 века, когда на троне после трагического смещения последних царей Рюриковичей воцарилась новая династия Романовых.
Следует отметить, что обретение мощей святого преподобного Саввы произошло всего два года назад. В начале 1652 года, когда в Саввино-Сторожевскую обитель, основанную Саввой, прибыл царь Тишайший вместе с патриархом Иосифом, митрополитом Никоном, царицей, боярами и духовенством, 19 января мощи святого, хранившиеся под спудом, были открыты, обретены и положены в новую дубовую гробницу.
Почему святой старец Савва так воодушевил Тишайшего в самом начале Смоленского похода? Потому что произошли любопытные мистические события в конце декабря 1651 года с заядлым охотником «с младых ногтей» Алексеем Михайловичем, случившиеся в окрестностях Саввино-Сторожевской обители на царской охоте. В отличие от своего болезненного слабосильного батюшки Михаила Тишайший был с детства силен, ловок и пластичен в матушку Евдокию. Вот и пристрастился он к охоте: сначала без помощи «царских соколов» на зайцев, лосей, волков, медведей, а потом к соколиной охоте на лесного зверя. Смолоду у Тишайшего любимым местом охоты был подмосковный Лосиный остров. После одного знаменательного привала на одной из солнечных полян Лосиного острова (под влиянием удачной охоты на лосей) вырос летний дворец, названный царём Преображенским.
Но наслышавшись от бывалых охотников, ходивших на медведя с рогатиной, о знатной медвежьей охоте в окрестностях Сторожевской обители и о прелестной дороге туда с чудными, старинными дубами, липами, мачтовыми елями, Тишайший вознамерился поохотиться и там. Случилось так, что на декабрьской медвежьей охоте 22-летний царь, в пылу охотничьего азарта, отделился от отставшей свиты и вышел в одиночку на проснувшегося огромного медведя. Тишайший, несмотря на своё прозвание, был не робкого десятка, только здесь царю не помогли бы ни рогатина, ни нож: силы были не равны, вылезший из своей берлоги медведь встал на задние лапы и, оскалившись в ярости, решительно пошел на потревожившего его охотника. Потом царь Тишайший неоднократно рассказывал своему окружению, что у него от ужаса отнялись ноги, из онемевших рук вывалились рогатина и нож, бежать от разъяренного зверя было некуда и незачем. Когда огромного медведя от застывшего Тишайшего, мысленно прощающегося с жизнью, отделяло всего несколько шагов, неожиданно перед зверем возник седобородый сухощавый старец в монашеском одеянии и со светоносным нимбом вокруг головы и резким жестом отогнал зверя назад в берлогу.
Лязгая зубами, Алексей Михайлович, нарушая своё общепринятое народное прозвище «Тишайший», обратился к своему спасителю:
– Кто ты старче? Как московскому православному царю называть тебя, спасшего меня от верной погибели?
Старец усмехнулся и, как в тумане, представился потрясенному царю:
– Зовут меня Саввой. Я – смиренный инок Сторожевской обители. Игуменом называть себя не могу, нескромно это. Пусть другие так меня назовут, если вспомнят…
– А откуда нимб у тебя над головой?..
– Не замечал ничего подобного при жизни… А по смерти, тем более, хоть и признали меня местно чтимым святителем, нечего и незачем нимбом святого кичиться перед…
– Но ведь ты, инок Савва спас от смерти русского православного царя… – перебил старца приходящий в себя царь Алексей Михайлович Тишайший. – Значит, неспроста спас меня для дела богоугодного – не так ли, мой спаситель?
– Вот и ты, царь Тишайший, спасай православное Отечество, по мере своих сил…
– А с чего начать-то, преподобный инок-спаситель Савва?..
– Да хоть с возвращения под руку православных царей утерянного в Смуту Смоленска и других плененных латинянами городов русских…
– Со Смоленска, – переспросил Тишайший, – а когда?
– Когда сам решишь, как управишься с моими открытыми мощами для укрепления своего царства. Латинянке Марине я запретил прикасаться к моим мощам – нечего… А тебе, православному царю разрешаю открыть мои мощи под спудом и перенести, куда надо и как положено …
Тишайший хотел сказать: «Понял» и ещё раз поблагодарить за спасение старца, протер глаза и с изумлением отметил, что никого не видит пред собой. С кем же он говорил? Кто же ему ответствовал и давал ценные советы по спасению Русского Отечества? Может, все Тишайшему привиделось, как во сне, и послышалось там же? Конечно, таинственный диалог состоялся в мысленном воображении, ведь его уста не разверзались в силу того, что онемели и обледенели в мгновенья до гибели и сразу же после чудотворного спасения.