Вызовы Тишайшего
Шрифт:
Дальше дело у гетмана немного застопорилось, его войско даже с татарской подмогой под началом хана Исляма Гирея потерпело досадное жестокое поражение под Берестечком в июне 1651 года от поляков под началом нового короля с 1649 года Яна Казимира, занявшего трон почившего в 1648 году брата Владислава IV. Этого неожиданного поражения Хмельницкого могло бы и не быть, не обнаружь гетман при подготовке похода к Берестечку «потери» огромной суммы денег «казацкого общака». Поначалу отец-гетман грешил на сына Тимоша, но проведенное расследование показало непричастность 18-летнего наследника гетмана. Но дотошный Тимош провел свой розыск и вскоре сообщил, что Гелена завела любовный роман с казначеем и украла казацкие деньги на свои развлечения и наряды. Не дождавшись ответа отца, Тимош казнил и любовника казначея-казнокрада,
После измены и казни Мотроны-Гелены последней третьей женой Богдана Хмельницкого стала 34-летняя вдова полковника Пилипа, Анна Золотаренко, сестра выдающегося казацкого нежинского полковника Ивана Золотаренко. Эта мудрая и добрая женщина в корне отличалась от предыдущих жен «батьки Хмеля» прежде всего тем, что стала принимать активное участие в государственных делах своего супруга-гетмана. Именно благодаря Анне Чигиринский двор гетмана стал намного представительней и солиднее, нежели ранее. Попойки, пьяные оргии и потасовки были решительно пресечены благочестивой супругой гетмана, а вместо традиционной горилки Анна велела подавать сухие и крепленые марочные вина и редкий венгерский токай, разливались дорогие марочные вина в красивые серебряные сосуды. Приемы иностранных послов, включая московских, проводились на самом высоком уровне. Стоит ли говорить, что на дипломатическую стезю был поставлен и воинственный брат-полковник Иван, что только усилило позиции переговоров гетмана. Сама же гетманша была образцом благочестия и благородной тактичности, гетман ей доверял безгранично, к тому же сделал ее брата Ивана своей правой рукой, возвысив над другими полковниками казацкими, назначив скоро наказным гетманом Войска во главе 20-тысячного отборного корпуса для завоевания литовских земель и городов, в усиление Смоленской осады царя Московского.
Ещё до поражения гетмана под Берестечком Тишайший принял посольство казаков, где его внимание привлек высокий статный, красивый полковник-златоуст Иван Золотаренко. Дьяки посольского приказа шепнули государю, что это любимый брат гетманши, доверенное лицо гетмана Богдана, всеобщий любимец-полковник казацкого войска, не знающий неудач в боях. Именно из уст Ивана Золотаренко вторую просьбу запорожцев перейти под руку Московского государя царь вынес на обсуждение Земского Собора в феврале 1551 года. Но собор чувствовал колебания царя, не встающего однозначно ни на сторону гетмана Богдана, ни на сторону короля Яна Казимира, с которым был заключен выгодный пока Москве мир. Только шаткий Белоцерковский мир сентября 1651-го, ограничивающий число реестровых казаков до 20 тысяч, то есть до половины числа, определенного Зборовским трактатом, стал причиной новых сильных волнений на Украине. Гетман Хмельницкий, набравший почти 70-тысячное войско казаков и нарушивший все условия Белоцерковского мира, вынужден в этих обстоятельствах в третий раз обратиться о военной помощи, защите от короля к «царю восточному, православному».
На расширенном Земском Соборе, созванном по этому поводу 1 октября 1653 года, было решено удовлетворить третью просьбу из уст посла-полковника Ивана Золотаренко: принять запорожских казаков и объявить войну Польше сразу после начала Смоленского похода до начала битвы под стенами Смоленска. Узнав об утвердительном решении Земского Собора, Хмельницкий 8 января в Переяславле собрал казацкую раду, на которой после речи гетмана, убедившего воинственный народ, что с поляками Гетманщина не может успешно бороться одними своими силами, был задан главный вопрос.
– Под чьё начало идти нам – султана турецкого, хана крымского, короля польского или царя московского? – Хмельницкий сделал лёгкую паузу и затем возвысил свой голос. – Под чьё подданство пойдём, братья?
И народ в едином порыве, единодушно закричал:
– Волим под царя московского, православного!
Царский
– В знамение таковой своей царской милости одежду сию дарует, сею показу я, яко всегда непременно своею государскою милостью тебе же и всех православных под его пресветлую царскую державу поклоняющихся изволь покрывать.
5. Начало осады Смоленской крепости
В солнечный день 5 июля царь со своим двором пришел под Смоленск и стал за две версты от стен его крепости на Девичьей горе в шатровом городке. Через три дня Тишайший послал под Оршу на гетмана Литовского Родзивилла воевод Черкасского, Одоевского и Темкина-Ростовского с 40-тысячным войском. Но 30-тысячное войско царь оставил при себе, приступив с ними к новому этапу осады Смоленской крепости, которая началась раньше ещё в июне, до подхода основных московских войск.
В один день 20 июля Тишайший получил два известия: одно радостное о сдаче его войску Мстиславля, а другое печальное из-под Орши, где его полки потерпели жестокое поражения от хитрых литовских воинов, напавших на спавших русских. Но эта неудача не могла перевесить успехи московских войск в западных землях Великого Княжества Литовского, часто занимающих города и села в этих землях не боями, а милостью и жалованью от царского имени Алексея Михайловича. Эта снисходительность царя Тишайшего приводила к тому, что сдавшаяся православная шляхта охотно присягала московскому государю. Среди присягавших много было бедной шляхты и даже служилых иноземцев, которые не могли рассчитывать на жалованье от короля Речи Посполитой, в состав которой влилось Литовское Княжество. Польские летописцы писали на этот счет в хрониках того времени: «Мужики очень нам враждебны, везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем делает нам сама Москва. Это зло будет и дальше распространяться, надобно опасаться чего-нибудь вроде казацкой войны».
Положение Смоленска в это время было довольно тяжелое: город совершенно не был подготовлен к перенесению осады войсками Тишайшего царя. Крепость его, хотя построенная 52 года назад волей и усилиями Бориса Годунова, много пострадала во время осады ее Сигизмундом в 1609–1611 г. и Шеином в 1633–1634 г. Из 38 башен оставалось 34, которые делили стену на 38 участков, или «кватер». Не все участки были исправлены, а из башен в полной исправности были только 10. В стене и в башнях были трещины, гнилые полы и крыша, дырявые помосты. «Большой вал» или Королевская крепость, были либо практически уничтожены, либо требовали кардинальной громадной реставрации.
Даже на Королевском дворе (на Вознесенской улице) сгнили въездные ворота во двор, который не имел уже никакой ограды. Постройки стояли без дверей, без окон, даже без печей. Стоят две дымовые трубы, да и те полуразбиты. «Решительно все опустошено. Крайнее запустение, – писал современник-очевидец. – Эта пограничная крепость почти в течение 20 лет оставалась без всякого досмотра. Оба вала, или иначе пролома, были совершенно срыты, стена во многих местах до земли была в трещинах столь великих, что через некоторые хлоп мог свободно пролезть. Два же участка стены были забиты глиной, залеплены грязью и сверху выбелены. Замок, словом, был настолько забыт и опущен, как будто на веки вечные не имел возможности подвергаться неприятельскому штурму».
Причина такого состояния Смоленской крепости лежала в нерадении и корыстолюбии польских высших и местных властей. Еще в 1633 году, во время осады Смоленска воеводой-боярином Шеином, Ян Москоржовский, секретарь гетмана Радзивилла, изображая печальное состояние его крепости, горько жаловался на нерадение властей, которые заботились лишь о собирании себе больших доходов с волостей, вследствие чего погибли многие замки Смоленские и Северские. Но до 1633 года состояние крепости было еще сносное, даже по некоторым польским известиям: воеводой Смоленским с 1625 по 1639-й года был Гонсевский, и он поддерживал замок в порядке. После же его до 1654 г. в Смоленске сменилось два воеводы: его сын Криштоф (1639–1643) и Георгий Глебович (1643–1653). Они-то и довели его замок до полуразрушенного состояния.