Вызываем огонь на себя
Шрифт:
С детства познал Венделин горечь нужды. Вместе с отцом и дедушкой в дождь и палящий зной под окна богатых изб в Чижове, Безкове и Вранцовице, вымаливая кусок хлеба, три года ходил в тряпье Венделин с сестрой Розой.
В 34-м отец наконец получил работу по специальности на северной границе Чехословакии, в живописных и диких Орлицких горах, где строились укрепления. Венделин учился тогда в школе и жил в городке Знойно у бабушки. Он попал в немецкую школу, потому что немецкая школа была бесплатной, а в чешской школе взымали высокую плату за обучение.
В то время во всем пограничье бесчинствовали банды штурмовиков из нацистской партии судетских немцев во главе с Конрадом Генлейном. «Судетский
Семья Матэя Роблички натерпелась горя при новом, немецком, порядке. Венделин долго сидел без работы, пока оккупанты не мобилизовали его на работу в Германию, на завод Сименс-Шуккерт в городе пышных нацистских съездов — Нюрнберге. Все глубже ненавидя нацистов, Венделин не долго оставался в Нюрнберге. В конце августа 1939 года он сбежал, пробрался на родину, которую гитлеровцы именовали теперь «протекторатом Богемия и Моравия».
Он надеялся, что начатая Германией война против Польши заставит немцев забыть о нем, но недели через три они все же нашли его и отправили на «арбейтсамт» — биржу труда в Грулихе.
Снова работал Венделин на горькой, невеселой работе. Вскоре он получил повестку с приказом явиться в батальон аэродромного обслуживания в городе Нейсе-на-Нейсе. Вместе с другими мобилизованными чехами Венделин расчищал и расширял разрушенные польские аэродромы, проходил строевую подготовку на плацах Бреслау. «Швайнехунд! Чешская свинья!» — только и слышал он от зверя-фельдфебеля. Парень из Орлицких гор прошел сквозь горнило прусской казармы, но дух его не был сломлен. В своем подразделении Венделин обратил внимание на одного молодого солдата из судетских немцев, который явно недолюбливал армейскую муштру и не пылал национал-социалистским восторгом. Это был механик Альфред Байзлер, сын рабочего бумажной фабрики, бывшего члена социал-демократической партии. С ним нелюдимый и недоверчивый Венделин постепенно крепко сдружился.
У рядового гитлеровских люфтваффе Роблички, у сына Орлицких гор, родилась дерзновенная мечта — стать летчиком и улететь туда, где борются против Гитлера. Но и этой мечте не суждено было осуществиться. За дезертирство в 39-м году с «трудового фронта» Венделина Робличку судил военный трибунал в Гюстрове. Он отделался лишь выговором перед ротным строем и крушением крылатой мечты о полете из рейха — его вычеркнули из списка добровольных кандидатов в летное училище люфтваффе, прошедших медицинскую комиссию. Вместе с Альфредом Байзлером он был вскоре, в июле 1941 года, уже после начала войны против СССР, направлен в Познань, где он мог бы тогда найти своих будущих друзей-поляков — Яна Маленького и Яна Большого, Вацлава и Стефана. Из Познани находившийся там штаб 2-го воздушного флота люфтваффе отправил его подразделение в Варшаву, в казармы в Белянах, где тогда стояла аэродромная комендатура 31/XII-Висбаден во главе с капитаном Арвайлером. Почти все немцы в штабной роте, куда попал Венделин, и в других подразделениях были из Висбадена.
В начале августа сорок первого капитан Арвайлер отправился специальным эшелоном на восток. В Минске Венделин уговорил немецкого врача оказать первую помощь двум белорускам, раненным во время бомбежки. Из Минска эшелон повез Венделина в Оршу и Смоленск. Его и Байзлера заставили дежурить у пулемета на открытой платформе. Венделина назначили первым номером, Байзлера — вторым. Тревожно глядя в небо, Венделин мучительно думал об одном — неужели он, чех, будет вести прицельный огонь по русским самолетам, если они появятся? К счастью, они не появились…
В Смоленске Венделин увидел первые виселицы. Его поразил вид повешенной молодой девушки с плакатом на груди: «Она стреляла по своим освободителям!»
Капитан Арвайлер пересадил своих людей на грузовики и повез их по разрушенному городу, а потом по Рославльскому шоссе в Сещу, куда они прибыли 12 августа 1941 года, на четвертый день после ее захвата немцами.
В Сеще Венделин поселился в полуразрушенном военном городке, получив назначение помощником казначея — «хильфсрехнунгсфюрера» — к унтер-офицеру Зауеру.
Он чувствовал себя чужим среди этих шумных, веселых, вечно пьющих и жрущих висбаденцев, которые все уши ему прожужжали о Висбадене, своем чудесном городе в благодатной рейнской долине Веттерау, где выращивают отличный виноград и делают прекрасный золотой рейнвейн, о его королевских дворцах, герцогских замках, готических церквах, роскошных купальнях и римско-ирландских банях. Висбаден — самый лучший город в земле Гессенской, да что там — во всей Германии! Висбаден — самый лучший в мире курорт с благословеннейшим климатом и целебными минеральными источниками! Тот не жил, кто не пил его вино, его козье молоко, его кумыс и его чудодейственную минеральную воду «Кохбрюннен»! А замки Шпессарта! А Гейдельберг, в котором учился молодой Гамлет, принц Датский! А русские бани, которые в Висбадене, оказывается, несравненно шикарнее, чем в самой России!
«Так какого же дьявола вы поперли в Россию?» — хотелось во весь голос крикнуть чешскому парню из Орлицких гор в сытые, красные висбаденские рожи этих сынов Нибелунгов.
Боже, как мерзли в трескучий русский мороз эти нежные висбаденцы, избалованные райским климатом своей виноградной долины, подогреваемой подземными горячими ключами! Тут-то они и вспомнили о судьбе «Великой армии» императора французов!
У мрачного и нелюдимого на вид чеха под немецким мундиром билось смелое и отзывчивое сердце. Он не мог равнодушно смотреть на страдания раздетых и разутых русских пленных, — по заявке капитана Арвайлера в специально построенный лагерь эсэсовцы пригнали четыре тысячи пленных из брянского «котла», куда попали части 3-й и 13-й русских армий. Нельзя ли помочь этим умирающим с голода людям? Венделину нередко приходилось подменять казначея штаба авиабазы, когда тот запивал, заболевал или уезжал в отпуск. В такие дни Венделин перебирался в штаб полковника Дюды, начальника авиабазы, и оформлял выдачу продуктов офицерскому и рядовому составу авиабазы. Методом элементарной подделки и приписки Венделин завышал нормы выдачи для лагеря военнопленных. Начиная с зимы сорок первого года он переправил таким образом около полутора тонн хлеба военнопленным. В убийственно суровую первую зиму в России в сещинском лагере умерло или выбыло около двух тысяч пленных бойцов и командиров, но многие из уцелевших и бежавших к партизанам должны благодарить Венделина Робличку за спасение своей жизни.
Еще осенью Венделин приметил, что в жилой зоне авиабазы на кухне и в столовой в здании бывшего Дома Красной Армии работают русские девушки из Сещи. Они мыли посуду и котлы, чистили картошку за 200 граммов хлеба и 20 граммов маргарина.
— Эй ты, чех! — сказал как-то ефрейтору Робличке унтер-офицер Мюллер, шеф столовой. — Скажи ты этим русским дурам, что они должны делать. А то я ни бе ни ме по-русски, а они по-немецки.
Венделин не упускал случая поговорить с русскими, хотя языковой барьер, несмотря на родство его родного, чешского, языка и русского, вначале преодолевал с трудом.