Вызываем огонь на себя
Шрифт:
К осени наша авиация бомбила аэродром теперь почти каждую летную ночь. В прежние времена немцы посмеивались: «Русь фанер. Иван не прорвется». Теперь они орали: «Алярм!» — и со всех ног мчались в бомбоубежища.
«Неприступная» Сеща становилась похожей рельефом на луну — вся она была изрыта кратерами воронок.
Девушки Ани Морозовой словно считали себя завороженными от своих, советских бомб. Они радовались каждому налету, каждой бомбе. Подбирая листовки с Большой земли, они покрывали их поцелуями, прижимали к сердцу…
— Слава богу! Пронесло!
Полковник Дюда, начальник авиабазы, пошел на такую военную хитрость: в стороне от летного поля он соорудил ложный аэродром, установив на лугу фанерные макеты «хейнкелей» и «юнкерсов». Во время ночной бомбежки немцы тушили огни на настоящем аэродроме и зажигали их на ложном и жгли смоляные бочки, имитируя пожар самолетов. Однако, предупрежденные подпольщиками, наши летчики лишь для вида сбросили несколько фугасок на ложный аэродром и продолжали бомбить настоящий. В огне и дыму утопала вся база.
— А Геринг говорил, будто мы уничтожили всю русскую авиацию! — недоуменно ворчал кое-кто из немцев.
Оберштурмфюрер Вернер уговорил полковника Дюду обнести аэродромными огнями гражданскую часть поселка Сеща — пусть русские бомбы убивают русских.
— Уцелевшие жители ожесточатся и будут охотнее работать на нас! — сказал Вернер.
— Вы дьявол, Вернер, — соглашаясь, сказал Дюда.
Но и эта варварская затея была сорвана работой подпольщиков. Они не допустили убийства мирных жителей, вовремя предупредив командование и сигналя трехцветными электрофонариками во время ночных бомбежек.
Местные жители поглядывали на Аню и ее подруг с неодобрением, а то и с открытой ненавистью — русские девчата, комсомолки, а якшаются с холуями в гитлеровских мундирах! Сещинцы не подозревали, что если бы эти девчата и эти поляки не наводили советские самолеты, то Сещу бомбили бы вслепую и тогда пропал бы и поселок, и все живое в нем.
И ночь за ночью плыл над Сещей многоголосый вой сирен воздушной тревоги, и ветер носил хлопья гари. "Иван" превратил базу в полигон для бомбометания!» — ругались асы.
В конце августа наши летчики, действуя по разведданным, уточненным поляками и их советскими друзьями, вновь нанесли невиданно мощный удар по авиабазе. Они вывели из строя 96 самолетов, сбросили на базу около 2500 бомб. Эти сведения Аня Морозова получила прямо из штаба полковника Дюды — главного в Сеще немца.
Странные дела творились в Сеще под носом у шефа сещинского гестапо СС-оберштурмфюрера Вернера.
Глава пятая.
ОПЕРАЦИЯ «МАЛЕНЬКИЙ ГРЮНВАЛЬД»
«ЧЕХИ НЕ ПОДВЕДУТ!…»
Вскоре после первых больших бомбежек Ян Маленький заметил, что авиабаза заметно опустела, обезлюдела. Работая вместе с товарищами на ремонте полуразрушенной казармы, он гадал:
— Куда могли деваться почти все летчики?
— Много уцелевших самолетов куда-то улетело с аэродрома, — заявил Стефан.
— А экипажи оставшихся самолетов, — вставил Ян Большой, — куда-то уезжают на ночь в автобусах…
— Но куда?! — волновался Вацлав. — Что мы скажем командиру?
Командиром они теперь звали меж собой Аню. Даже Ян Большой научился уважать эту не по годам толковую, хладнокровную, удивительно смекалистую девушку, руководившую организацией.
— Только в штабе, — сказал Ане Ян Большой, — знают, куда уезжает из Сещи летный состав.
Аня задумалась. Ничего не сказав Яну Большому, она твердо решила разгадать загадку исчезновения немецких летчиков. В этом ей могли помочь два человека, два друга, два чеха: «Верный Первый» и «Верный Второй».
Верным Вторым был Герн Губерт, рядовой роты аэродромного обслуживания. Он первым частично ответил на вопрос, который так интересовал членов польской подпольной группы — Яна Маленького и его друзей. Сначала он тоже внезапно исчез из авиагородка, но через несколько дней вернулся на мотоцикле и зашел к Ане, которая крест-накрест заклеивала бумажными лентами уцелевшие стекла окон.
— Белье готово? — спросил он громко Аню, войдя в ее комнату. И шепотом добавил: — Комендант перевел меня с моим взводом взлетно-посадочной техчасти в Шаталово. Там раньше был ложный аэродром, а теперь мы там базируемся с одной бомбардировочной эскадрой с Сещинского аэродрома.
— А куда выезжают остальные летчики по ночам? — спросила Аня, выслушав Герна.
— Не знаю. Наверное, Венделин знает. Он все всегда знает. Между прочим, его чуть не убило в эту бомбежку — неразорвавшийся восьмидесятивосьмимиллиметровый снаряд шлепнулся в шаге от его головы!
Перед тем как уехать в Шаталово, Герн зашел к своему другу Венделину — Верному Первому — в штаб коменданта аэродрома.
В тот же вечер рехнунгсфюрер — казначей Венделин Робличка — с узлом белья под мышкой постучал в дверь Аниной комнатки.
— Остальные самолеты переведены временно на посадочную площадку у Рогнедино, — доложил он Ане, довольно свободно говоря по-русски. — А выезжают летчики, спасаясь в свободное время от русских бомбежек, в специально оборудованный для них «ночной санаторий» в деревне Сергеевка… Кстати, немцы объясняют успех большой бомбежки тем, что русские применили новые типы истребителей и штурмовиков, видимо, американских…
С Венделином Аня познакомилась еще осенью сорок первого… Познакомил их, сам того не подозревая, СС-оберштурмфюрер Вернер… Но о Венделине Робличке стоит рассказать подробнее и с самого начала…
О себе Венделин мало рассказывал своим новым друзьям. Только через пятнадцать — двадцать лет после войны удалось мне проникнуть во все тайны его удивительной жизни.
Родился он в 1921 году в деревне Езержаны, в районе Моравский Крумлов. Семье жилось нелегко: у Венделина было девять братьев и сестер. Отец Венделина, Матей Робличка, работал каменщиком, едва сводил концы с концами. Он с трудом устроил Венделина, своего первенца, сначала в школу, где тот окончил девять классов, затем в двухгодичное коммерческое училище, откуда его в июне 38-го года выпустили бухгалтером. Венделин мечтал о Пражском университете, но мечты его разбил Гитлер…