Взаиморфоза
Шрифт:
– То есть лучше остаться мёртвым, чем жить на костылях? – Руди всегда возмущал такой подход. – Давай, запускай его – нам тут пригодится любая помощь! А если начнёт жаловаться – скажешь, что это я виноват.
– Ладно, как знаешь… – пальцы Джесс затанцевали над клавишами; по экрану побежали строчки загрузочного кода. Их сменило знамя – Земля в хороводе колоний; затем засиял девиз «Линдорма» – «За славой!», и Руди ощутил прилив гордости. А потом…
– Где я? – послышалось жужжание из ближайшего динамика – жалкая пародия на прежний
Руди и Джесс переглянулись. Девушка наклонилась к микрофону:
– В корабельных системах. Ты по-прежнему ими управляешь.
– Госпожа Джесс? – зажужжал восставший из мёртвых ИскИн. – Я ощущаю себя странно. Недоступны большинство высших функций: полиэмпатия, тактическое предвиденье… Я не чувствую корабль, не могу позиционироваться в пространстве. Мне тесно. Где я?
– Прости, Орм – сейчас немного не до твоих фобий, – лицо его юной собеседницы приняло стоическое выражение. – К нам кто-то ломится. У тебя есть доступ к внешним камерам?
Бесконечно долгие секунды. Затем:
– Доступ получен. Не могу сформировать гоэграмму.
– Это и не нужно, – произнесла девушка куда мягче, чем обычно общалась с ИскИнами. – Выведи данные на мониторы пульта.
Мгновение – и все экраны в рубке зажглись, залив её переливающимся мерцанием. Руди сжал кулаки, подавшись вперёд: корабль облепили десятки людей, в руках у которых…
– Они ломают корпус! – ахнула Джесс.
***
Экраны показывали черноту. Изящно вращая запястьем, Лена очертила и пробудила новый; рядом ещё один, побольше. Затем обратилась к настройкам связи: туго свёрнутые бутоны микрофонов раскрылись и расцвели под её пальцами – но экраны были всё так же темны.
Ян отчего-то забеспокоился.
– Ну и где он?
– В шлюзовом. Обрастает, – отозвалась Лена. – Сейчас… – она чиркнула ногтем по видеоткани, и на экране возникла фигура Павла, призрачная из-за пульсации скафандра.
– Долго он ещё?
– Да не должен. Скафандр каждый раз растёт с нуля – это обеспечивает идеальную подстройку, подвижность. Да и мы вроде никуда не торопимся…
Юноша вдруг вспомнил и улыбнулся:
– Покажешь, кто у тебя в виртуале?
Женщина взглянула вопросительно. Ян не отступился:
– Сама предложила: «Тайна за тайну»!
– Думала, ты забудешь, – разочарованно вздохнула она. – Ладно. Честность за честность.
Когда Лена приоткрыла окошко в свой виртуал, перед Яном предстала вереница мужчин. Ближайшие, подсвеченные недавним вниманием хозяйки, смотрели на него снисходительно; над головой у каждого висело обозначение.
– Делон, Гейбл, Буэнгерро… – прочёл юноша незнакомые имена. – Нравятся мужики постарше?
– Не отрицаю, – смутилась собеседница. – Для эрзац-личностей они очень… темпераментны.
Ян присмотрелся. Волевые лица внушали доверие, и всё-таки… Дома у сестры в виртуале был ручной лев – она с ним возилась, бегала по саванне, даже охотилась. Когда юноша заметил: «С настоящим бы такое не прокатило», – она вспылила: «Настоящих давно уже больше нет»! Ян тогда не стал спорить с правдой – но сейчас вдруг подумал: в отличие от львов, настоящие мужики ещё не перевелись.
Взят вон хоть Павла – он был для Яна пример во всём. Известно ли ему, что Лена…
– Ну и как на это Па? Не ревнует?
– Ох, брось… – женщина закатила глаза. – У него гарем побогаче. Ну а ты сам-то – небось, тоже с этой своей Джесс… – начала она и осеклась, увидев, как изменился в лице юноша. – Ладно, ладно, поняла. Она – девушка Руди, всё такое… Думаешь, у меня не было книжек, чьих героев я считала за друзей? За которых готова была порвать?
«Но в итоге порвала с ними», – подумал Ян. Ему вдруг стало грустно; захотелось оказаться далеко-далеко отсюда. На борту экспериментального фрегата «Линдорм» – рядом с кокетливой Джесс, храбрым Руди, верным ИскИном…
– Эй, обижулька, – Лена читала по его лицу без труда. – Давай завязывай с максимализмом. Глянь вон лучше – Павел почти закончил!
Подтверждая её слова, призрачная фигура на экране выпрямилась, развела руки. В ответ женщина коснулась видеоткани. Один из экранов тут же вырос, оттеснив остальные; лицо Павла на нём отображалось настолько реалистично, что казалось – вот он. Прямо за стенкой.
Лена склонилась к микрофонам:
– Вижу тебя. Выходишь?
– Лишь бы меня выгнать! – раздался ответ. – Щас, погоди, панцирь дооформится, – и, безо всякого перехода: – Малой там?
– А где ж ещё?
– Эй, Малой! – улыбка Павла светилась искренней симпатией. – Слушай загадку. Тощий и бледный, живёт в кишке – кто такой?
– На себя посмотри! – рассмеялся Ян. На другом экране сквозь пульсацию скафандра виднелось тело впору узнику древнего концлагеря… или анорексику-ортодоксу. Впрочем, ткань на глазах мутнела – корабль почему-то решил сделать скафандр ударопрочным.
– Чего он так долго-то? – удивилась Лена.
– А я знаю? – в этих словах звучала лёгкая неприязнь. – Как обычно – переперестраховывается. Настоял на панцире. Боится чего-то.
– Боится? – насторожилась женщина. – Чего? Мозаики? Ты не говорил!
– Было бы о чём! Он же даже сформулировать нормально не может: «возможна иглообразная формация», «в ваше отсутствие отношения Лены и Яна опасно нестабильны»…
Они рассмеялись одновременно – их совместимость ходила по краю. Стремилась к идеалу. Ян неплохо вписался в это безумие – мишень для опеки и дружеских подколок. Младший товарищ. Громоотвод. Взаимная симпатия всех троих смягчала привитые паттерны поведения: мать, отец, сын-подросток. Космическая эрзац-семья, дружная ровно настолько, насколько нужно. Крепкая настолько, насколько требуется.