Взаправду верность – кладезь чести
Шрифт:
Елизар Никодимович сначала про письмо ничего никому не сказал. Запряг лошадь в свою коляску и поехал в город. Пообещал жене вернуться к вечеру. В Батайске нашел почту, опустил конверт в ящик и подошел к мужику, сидевшему на козлах почтовой кареты. Тот, видимо, ожидал загрузку и скучал без дела. Атаман пожелал здравия и назвался. Мужик, скорее всего находился в состоянии внутренней озабоченности и, потому недружелюбно буркнул что-то в ответ. Атаман проявил настойчивость и узнал, что хотел.
– Скажи, любезный, в городе имеется место, где обучают недорослей?
– Ремеслу али наукам? – сквозь зубы переспросил ямщик.
– Наукам, – подстать ему процедил Елизар Никодимович.
– Тута такого нет, надобно ехать в Ростов.
Атаман возвращался домой в полном раздумье. Он рассчитывал, если подтвердится отцовство, получить какие-то деньги и определить Стригунка на учебу в город, все же недалеко от станицы, и станичники постоянно проведывать будут. Теперь он не знал, что делать.
Дома рассказал о содеянном жене и добавил про свои терзания. Получил успокоение. Мудрая женщина поддержала мужа в том, что тем письмом он очистил свою совесть и сделал все, что мог в своем положении.
То, что произошло через два месяца, осталось в памяти станичников на долгие годы. И потом передавалось в виде легенды от отцов к детям, от дедов к внукам. К хате Елизара Никодимовича подкатил экипаж в виде кареты и двух всадников-кавалеристов. Господин в богатом сюртуке зашел в дом атамана и представился. Он оказался посыльным курьером от князя Адальневского Георгия Кирилловича с целым списком званий и должностей. Чиновник предъявил бумагу за подписью самого князя и, заверенную в канцелярии его Императорского Величества. В том документе князь признавал сыном Василия Косача и гарантировал полное дальнейшее устройство жизни. Елизар Никодимович послал за Василием, его бабкой, священником отцом Михеем и учителем. Наказал особливо никого не пугать и не торопить.
– Вот, Матрена Феофантьевна, нашелся вашему внуку отец. Васюху признал сыном князь Адальневский из столицы. Прислал документ с печатью, что обязуется организовать Василию всякие жизненные устройства. Ты, Матрена Феофантьевна, пойми, внук у тебя способный и тут мы его обучить не можем.
У бабки сперва задрожали губы, потом затрясся подбородок и потом она разродилась причитаниями:
– Что ж такое деется? Елизар Никодимович, атаман ты наш справедливый, не погуби, на кого меня оставляешь? Только Васюха в силу стал входить, помогать в хозяйстве, а ты его в какую-то преисподнюю отправляешь. Матушка, Пресвятая Богородица, заступница, вразуми обидчиков, не дай рабе твоей Матрене сгинуть среди бела дня.
Бабка была настроена продолжать свои стенания, но атаман прервал ее и спросил мнение Василия. Парень вышел на середину избы, откашлялся и уставился глазами на потолок. Наконец атаман не выдержал:
– Ты сам-то хочешь ехать на учебу?
– Оно конечно не помешало бы поглядеть, как там учат в больших городах. Только тут сторона больно дорогая моему сердцу, тут все знакомо и исхожено.
– Вот и погляди другое место, сравни и реши, где лучше.
– Может спросить у станичников? – предложил парень, – Елизар Никодимович, откинь занавеску, погляди на улицу.
Атаман уставился в окно и обомлел. Добрая половина станицы собралась у его хаты. Привычно что ли барскую карету видеть в станице и всадников в странных мундирах и шапках.
– Что до станичников, дело мое. Ты сам что решаешь? Ответствуй. И негоже держать в ожидании столичного гостя и уважаемых людей. Какая молва пойдет о Шартомской в Санкт-Петербурге?
– Коли так случилось, то я согласен, – потом подумал и начал сначала, – согласен, но коли там не приживусь, назад меня примите?
Атаман кивнул и обратился к бабке:
– Тебе, Матрена Феофантьевна, буду присылать на ночь дочь свою младшую Дуняшку. Потом, когда привыкнешь, поймешь, что была неправа.
До Москвы ехали в карете, ночевали на постоялых дворах, в дороге провели двенадцать дней. За длинную дорогу Василий неоднократно затевал разговоры о своем отце. Кто он, чем занимается, хватит ли у него денег содержать его на время учебы? К приезду в Москву он уже знал, что князь Георгий Кириллович входит в круг приближенных Государю Императору, является консультантом по вопросам внешней политика Российской Империи. Узнал, что князь профессор Санкт-Петербургского университета, читает курс лекций по Римскому праву. Но больше всего Василия удивило, что князь, человек одинокий, ни жены, ни детей у него нет. Многие слова Васька не знал и не понимал, но уяснил, что тот, к кому он едет, птица важная. В первопрестольной поселились в особняке князя Адальневского и три дня ждали его приезда из столицы.
Разные мысли посещали парня. Очень многое не укладывалось в привычные для него рамки, удивляли нищие и убогие на улицах, поражали громады каменных домов, обилие народа.
По-разному представлял Василий своего отца. Он ему казался маленьким, пузатым и лысым с выпученными глазами, длинными пальцами, на которых сверкали желтые ногти. Образ злого колдуна он объяснял тем, что случилось с его матерью. Хотя на нее он тоже держал обиду. Со дня отъезда за Урал она не прислала ни одной весточки.
Новая одежда Василию не понравилась. Вместо свободных шаровар и рубахи на парня нацепили тесные панталоны, бархатный сюртук и узкие ботинки. Недовольство одеждой не ограничивалось другими раздражениями. Парню не нравилась еда, бесполезные вилки и ножи, неимоверное количество тарелок и блюдец. Но он понимал, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Подавлял в себе любое сопротивление.
Сам князь Адальневский появился в особняке к полудню четвертого дня. Слуга позвал Василия в большую залу и парень с ушедшим в пятки сердцем открыл двери. Навстречу вышел высокий худощавый господин с внимательными серыми глазами и белозубой улыбкой.
– Так вот ты какой, Василий Косач, здравствуй, сын мой, брошенный.
– Здравствуйте, – ответил парень и сразу задал самый непростой вопрос, – как мне вас называть?
– Зови Георгий Кириллович. Время, когда формируются сыновьи обращения, безвозвратно прошло.
– Согласен, Георгий Кириллович.
– Атаман отписал, что у тебя тяга к учебе, что твои вопросы ставят в тупик местного учителя.
– Не скрою, меня очень многое интересует. Только за свои способности не ручаюсь. Я ничуть не лучше всех моих станичных приятелей.