Вздымающийся ад (сборник)
Шрифт:
* * *
Из отчета инспектора Фельдера о беседе с фрау Хельгой Хорстман, проведенной в присутствии ассистентки Ханнелоры Дрейер:
«Место: квартира супругов Хорстман на Максимилианштрассе.
Время: воскресенье, 19.30–20.00.
Мы были приглашены в квартиру. Коллега Дрейер представила меня фрау Хорстман. Та настаивала, что желает говорить со мной наедине. По совету коллеги Дрейер я согласился, но она находилась в прихожей и оставила двери в гостиную приоткрытыми».
— Наконец–то в криминальной полиции нашелся порядочный мужчина! — приветствовала Фельдера Хельга Хорстман. Как обычно, на ней был лишь легкий халатик. На диван не села, а почти легла.
— Слава Богу, это не старая перечница вроде Циммермана или напомаженный пижон вроде фон Готы. Мужчину с первого взгляда видно!
Фельдера такое начало не смутило. Ко всему, что можно было ожидать от хозяйки, его по дороге подготовила Ханнелора Дрейер. И она не преувеличивала.
— Могу я вас просить ответить на пару вопросов? — вежливо спросил он.
— Вначале я у вас кое–что спрошу, — перебила Хельга. — Вы по работе часто вплотную имеете дело с женщинами, вот как со мной, например. Дрожи в коленках никогда не бывает?
— Нет, — честно ответил Фельдер. — В нашей работе обычно видишь столько грязи, крови и мерзости, что на близость женщины, даже хорошенькой, просто нет сил реагировать. И настроения тоже!
Продолжение отчета инспектора Фельдера: «Фрау Хорстман еще несколько раз пыталась перевести разговор на меня. Поэтому я попросил ее подтвердить, что во время убийства Хайнца Хорстмана она находилась в отеле «У трех медведей» на Гетештрассе. Она невозмутимо подтвердила это в полном соответствии с тем, что мы уже знали».
— Но Господи, герр Фельдер, — весело заметила Хельга Хорстман, — что вы строите из себя святого? Что плохого, если двое, которые нравятся друг другу, окажутся вместе в постели? По вам не скажешь!
— Ну тут все дело в том, где, как и когда, — задумчиво произнес Фельдер.
Хельга с улыбкой склонилась к нему, так, что Фельдер не мог не оценить все содержимое ее глубокого декольте.
— Милый инспектор, вы же не думаете, что нормальный человек занимается любовью, только когда испытывает возвышенные чувства или когда его совесть чиста? Я — человек нормальный, поэтому проделываю это охотно и удовольствием всегда и всюду. И представьте себе, бедолага Хайнц так и не сумел оценить мои способности. Особенно в последнее время. Это вам о чем–нибудь говорит?
Продолжение отчета инспектора Фельдера: «Мои попытки узнать о судьбе оставшихся после Хорстмана бумаг не дали никаких результатов. Фрау Хорстман сказала лишь, что будь у нее эти бумаги, она сумела бы ими воспользоваться с толком для себя».
— Что вы все ходите вокруг да около? — спросила Хельга Хорстман, поджав ноги и кокетливо потянувшись. — Я женщина добрая и понимающая, не хотите этим воспользоваться?
— Я на службе, — вяло оборонялся Фельдер.
— Это ничего не меняет, — не отставала Хельга. — Не хотите попробовать вести себя как герой крутого детектива? Вы постараетесь удовлетворить меня, а я вам за это предоставлю кое–какую информацию. Возможно, и какие–нибудь бумаги найдутся. Что вы на это скажете?
— Большое спасибо за беседу, — Фельдер торопливо поднялся и вылетел, минуя ассистентку Дрейер, за дверь.
* * *
— Ах, как тебе это идет! — восторженно воскликнул доктор Шлоссер, когда зашел за Маргот Циммерман, чтобы отвести ее поужинать и потом — на Бал наций.
Он считал, что Маргот всегда одевается с изысканным вкусом и что ее фигура, несмотря на склонность к полноте, по–прежнему хороша.
А Маргот Шлоссер казался рыцарем, настоящим джентльменом, который ненавязчив, который в ее обществе никогда не позволяет себе быть грубым или циничным и не скупится на знаки внимания. Чаще всего — на цветы, причем в любое время года и по любому поводу.
— Нас уже ждут. — Он предложил ей руку.
Мать Шлоссера, ожидавшая в машине у дома, при виде Маргот обрадовалась, но и забеспокоилась.
— Ну наконец–то, девочка моя! Что–то ты бледная…
— Да это все неоновые лампы, — попытался вмешаться Шлоссер.
— Или жизнь с Мартином, — съязвила фрау коммерц–советница Шлоссер. — Не хочу ничего плохого сказать о Мартине, хотя он навсегда остался грубым мальчишкой… Не то что Тони…
— Ну прошу тебя, мама, — осторожно перебил ее сын. — Ты обещала, что весь вечер будем только отдыхать.
— А я уже отдыхаю, сынок. — Она энергично притянула Маргот к себе. — И Маргот не обижается, она мой характер знает. Ведь я права, моя милая?
* * *
На этот, раз Бал наций совпал с первенством Европы по бальным танцам среди любителей. Участвовали восемнадцать пар, в основном с Запада.
Бал наций был крупнейшим событием светской жизни. Высокий взнос и вход только для приглашенных делали его типичным смотром мюнхенского высшего света. Здесь собирались хозяева пивоварен, отелей, торговцы недвижимостью, владельцы торговых центров, хозяева доходных домов и строительные подрядчики — все, кто в этом городе наживал миллионы и желал блеснуть в свете.
На балу наряду с земельным министром экономики и мюнхенским бургомистром присутствовали и члены земельного ландтага, торговой палаты, магистрата, союза предпринимателей, а также владельцы и издатели ведущих мюнхенских газет. В этом году среди них не было таких магнатов прессы, как Фридман из «Вечера» и Пробст из «Южнонемецких новостей», которые недавно отошли в мир иной. Не было и влиятельного Феликса Буттердака из «Меркурия» — в зимнюю непогоду он предпочитал солнечное побережье Испании. Зато свое участие подтвердили Бургхаузен и Вардайнер из «Мюнхенских вечерних вестей», а также Шмельц и Тириш из «Мюнхенского утреннего курьера». Правда, все четверо опаздывали. Ведущий чемпионата танцев объявил:
— Начинаем вступительный танец.
* * *
Инспектор Михельсдорф в 20.30 явился к шефу, комиссару Кребсу. Коротко доложив о проделанной работе, он заявил, что доказательств достаточно, чтобы заставить Фоглер говорить.
Пролистав бумаги, Кребс сказал:
— В отличие от вас, я думаю, что этого недостаточно.
— Для прокурора — да, допускаю, — не сдавался Михельсдорф. — Но если надавить как следует, ей все–таки придется заговорить.
Кребс поглядел на своего лучшего сотрудника с неудовольствием.