Вздымающийся ад (сборник)
Шрифт:
Мнение доктора Шлоссера:
— Все совершенно ясно. Автомобиль сбил лесного зверя, выскочившего ночью на дорогу. Это подтверждают заслуживающие доверия свидетели. Историю осложняет то, что на том же поле примерно в то же время был сбит человек, по–видимому, пьяный. Полиция подробно изучила оба случая, и я им оказал всяческую помощь.
Через несколько дней я даже доказательства представил: вблизи дороги нашли мертвую косулю. Животное погибло от ран, полученных при столкновении с автомобилем. Стараясь всячески помочь полиции, я позаботился об экспертизе автомобиля — «Мерседеса–300», — которым управлял герр Хесслер. Расследование не нашло никаких обстоятельств, которые могли бы бросить хоть малейшее подозрение на лиц, которых я представляю. Экспертом от дорожной полиции был лейтенант Крамер–Марайн.
* * *
— Значит, опять вопрос жизни и смерти? — Сузанна Вардайнер ободряюще улыбнулась Анатолю Шмельцу, который все протискивался сквозь толпу. — Чего захочешь ты от меня на этот раз?
— Нам нужно помогать друг другу, — шепнул Анатоль, — причем твоему мужу помощь гораздо нужнее, чем мне. Но я хочу помочь прежде всего тебе…
— Прошу тебя, Анатоль, конкретнее, — остановила его Сузанна.
— Ну ладно, ты же видишь, что делается. Знаешь про его статью.
— В деталях — нет, но общее представление имею.
— А теперь представь, что из–за нее Борнекамп звонил нам из Кёльна. Ты знаешь, кто он? Понимаешь, что это значит? Этот не пощадит никого!
— И все это из–за статьи моего мужа?
— С этой статьей, по мнению Борнекампа — а тут решает он, — совершено, по крайней мере, три ошибки. Во–первых, что она вообще появилась. Во–вторых, что нам не удалось остановить ее публикацию. И в–третьих, что мы немедленно не начали кампанию опровержений. Так что, моя милая, мы все в одной лодке!
— И нужно поскорее с нее спасаться, пока эта кёльнская акула не проглотила всех?
— Умница, — благодарно улыбнулся Шмельц, в котором вновь воскресла надежда на успех. — Как было бы хорошо, если бы Вардайнер больше полагался на тебя.
— Петера не переделаешь, да я и не хотела бы. Но у Бургхаузена взгляд на жизнь гораздо более трезвый. Устроить вам беседу с глазу на глаз?
— Не мне, а Тиришу. Он знает все в деталях, а я бы предпочел…
— Начинаем финальный тур состязаний! — раздался голос распорядителя.
* * *
— Я уже привык, — величественно провозгласил апостол хеппенинга Неннер, — что большая часть общества, разумеется, и полиция в том числе, меня не понимает и не признает.
— Тут вы ошибаетесь, — заметил Михельсдорф. — Мы искусством очень даже интересуемся!
— И не пытайтесь убедить меня, уважаемый, — махнул рукой Неннер. — От полиции я ничего хорошего не жду, и ей тоже рассчитывать не на что. Прошу иметь это в виду.
Неннеру явно доставляло удовольствие ощущать себя жертвой полицейского произвола. Но в глубине души он все–таки надеялся, что о нем ничего не знают и ему ничего не смогут пришить.
Тут он ошибался. Инспектор Михельсдорф, который, как бульдог, шел по следу неизвестного сексуального маньяка, не оставлял ничего на волю случая. И на этот раз он подстраховался не только у Рикки, хозяина дискотеки «Зеро», но и у Гамборнера из отдела по борьбе с наркотиками, специалиста по организации облав.
Инспектор Гамборнер был так же неумолим и одержим своей работой, как Михельсдорф. Он создал коллектив опытных специалистов, которых было не отличить от хиппи, и часто добивался исключительных успехов.
Только началась беседа с Неннером, Рикки, как велел инспектор, кинулся к телефону и набрал условленный номер. Через три минуты команда Гамборнера уже шуровала на полную катушку. Сопровождали ее сотрудники в форме, перекрывшие все входы и выходы.
А еще через несколько минут, после молниеносно проведенного обыска, двух посетителей отправили на опознание, еще для одного вызвали «скорую помощь», в четвертом опознали преступника, находившегося в розыске. И наконец, нашли пятьдесят граммов гашиша в полиэтиленовом пакетике. Не у кого–нибудь, а у Неннера!
— Этим я займусь сам! — заявил Михельсдорф.
Гамборнер кивнул, приятельски подмигнув.
— Согласен. Только не забудьте прислать нам экземпляр протокола.
Прошло минут пять, и в заведении все выглядело так, как будто ничего не случилось. Рикки поставил на проигрыватель диск «Год спустя». И посетители, среди которых на этот раз не было Манфреда и Амадея — они сидели в «Сент–Джеймс клубе», опять азартно спорили, пили и целовались. По залу вновь поплыл сладковатый дым, поднимавшийся над заляпанными столами, переполненными пепельницами, лохматыми головами блаженно улыбающихся курильщиков марихуаны. И только Неннер, сидевший лицом к Михельсдорфу, тупо уставился в стол.
— Понятия не имею, как эта гадость могла попасть ко мне в карман.
— Главное, что она там была, — отрезал инспектор.
— Наверное, мне подсунули; уверяю, я настоящий художник, и творческой фантазии мне и так хватает. Наркотики я презираю…
— Кто вам поверит? — На Михельсдорфа это впечатления не произвело. — У вас нашли гашиш, и немало. Достаточно, чтобы вас не только арестовать, но, может быть, и отправить на лечение в закрытую спецбольницу.
— Вы говорите «может быть»? — Неннер поймал на лету намек инспектора. Теперь он походил на перепуганного мопса. — Может быть — это значит, что может и не быть?
— Дорогой мой, у нас есть один принцип: важнейшее важнее важного, — стараясь говорить мягко, пояснил Михельсдорф. — Понимаете, что я имею в виду?
Неннер понял.
— И что же важнейшее для вас в этом случае?
— Подробности вам ни к чему. Речь идет об известной вам Хелен Фоглер. Я хочу знать, когда и сколько требовала и получала она за известного рода услуги, которые оказывала мужчинам. Вам что–нибудь известно об этом?
— Вообще–то вряд ли, — осторожно произнес Неннер. — Но если это мне поможет избавиться от этой чертовой аферы с гашишем, то знаю совершенно точно.
— Тогда давайте, и поживее: имена, даты и все прочее!
Диалоги на балу в Фолькс–театре, во время финального тура чемпионата по бальным танцам
1. Вольрих и Лотар в дальнем ряду столов:
Вольрих: Похоже, вам тут не слишком нравится.
Лотар: Я выполняю свои служебные обязанности. Какая разница, нравится мне это или нет?
Вольрих: Ну что вы, для такого человека, как вы! Ведь вы у нас писатель! Мне говорили, «Человек в бурю» — одна из лучших книг о Второй мировой войне. И вдруг вы начинаете коллекционировать музыкальные шкатулки и редактировать дорожные репортажи… А вот теперь — репортерская поденщина. Не жаль своих сил?