Вздымающийся ад (сборник)
Шрифт:
2. Джонатан Шонбауэр, сотрудник и приятель Неннера:
— Исключительно творческий характер нашей деятельности требует от художника отбросить все личное, добиться абсолютной независимости от окружающего и тем достичь способности выражать истинную суть вещей. Это великая миссия, которой достойны немногие.
Но к ним не относились, убежден, ни Амадей, ни Манфред. Не было у них творческого дара. Они все время были слишком заняты сами собой.
3. Ирен Бригитта Виснер, фотомодель:
— Они ворвались в этот мой курятник, как угорелые, словно с ума сошли! И не хотели ничего, лишь выговориться в моем присутствии. Амадей, правда, дал мне четыре или пять бумажек по полсотни и заявил: «Ну, милая, мы и разделали этого типа!»
А Манфред рухнул на мою постель и добавил: «От чертова мэтра, так любящего потроха, мы избавились!»
Долго они не задержались — около двух уехали в «ягуаре» Амадея.
* * *
Фон Гота явился к комиссару, когда тот рылся в документах, доставленных от Кребса. В темном велюровом плаще, наброшенном на темно–синий смокинг, он словно сошел с рекламы модной мужской одежды.
Но Циммермана эта демонстрация моды не тронула. Без всякого вступления он начал:
— Для вас есть особое задание. — И подал листок с заметками. — Эти имена вам, конечно, известны.
Фон Гота с немалым удивлением просмотрел список.
— Я должен проследить за ними?
— Нет, только найти и доставить сюда! — велел Циммерман. — И можете забыть, что речь идет о моем сыне и сыне доктора Шмельца. Найдите их, где бы они ни были.
У меня дома или у фрау Шмельц, или на холостяцкой квартире Амадея!
— Можете на меня положиться, — фон Готе с трудом удалось скрыть свое удивление. Точное время было 03.21.
* * *
Еще через три минуты, в 03.24, в кабинет Циммермана вошел Келлер, сопровождаемый Фельдером и псом. Кивнув, он уверенно сел за свой бывший стол, а пес столь же привычно занял единственное кресло. Фельдер остался у двери, с любопытством наблюдая за происходящим.
— Ну что у тебя за проблема? — спросил Келлер.
— Главная проблема в том, что мне вообще приходится заниматься этим делом, — сказал Циммерман. Произнес он это так безразлично, словно излагал содержание служебных инструкций. — В нем замешан мой сын, хотя пока не ясно, до какой степени. Как думаешь, следует мне продолжать?
— Решать ты должен сам! Насколько я понимаю, ты все равно не отступишь, и правильно сделаешь, — констатировал Келлер. — Что еще?
— Прошу тебя, помоги. Если хочешь, считай эту просьбу официальным обращением.
— Все в порядке, — остановил его Келлер. — Что ты уже успел сделать?
И тут Циммерман поступил как истинный криминалист. Решил начать следствие прямо на месте, считая: что не выяснено сразу, то пропало навсегда.
— Ладно, начнем с трупа, — согласился Келлер и встал.
* * *
Точное время: 03.52.
Место происшествия на Кенигинштрассе блокировали три патрульные машины. Зевак, по счастью, было мало, и не составило труда от них избавиться. Там уже стоял микроавтобус следственной бригады Молера, имевшей репутацию прекрасно сыгранной команды, которая мало говорит, но много делает. Их фотограф Франц Бретшнайдер был мастером такого же уровня, как и патологоанатом Рогальски.
Тот был откровенно рад, увидев, как из темно–красного БМВ без опознавательных знаков полиции появились вначале «серый кардинал» Циммермана Фельдер, потом и комиссар сам, за ними пес и, наконец, бывший учитель Ро–гальского Келлер.
Приветствуя их всех, Рогальски размахивал заполненным протоколом:
— Первые результаты!
— Все сделано, как обычно, на уровне, — заметил Келлер, просмотрев документ, и, позабыв о своей отставке, скомандовал: — Свет!
С патрульных машин на труп навели прожектора. Достав из кармана чехлы, Келлер натянул их на ботинки. Следы, которые он теперь оставлял за собой, настолько отличались от остальных, что спутать их было невозможно. Потом он тщательно осмотрел все вокруг трупа, пока не прикасаясь к нему, лишь движением руки указывая нужное положение прожекторов. Только потом натянул резиновые перчатки и занялся подробным исследованием трупа, умудряясь при этом сохранять его прежнее положение.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он поднялся. Еще постоял над телом, педантично откладывая в памяти все: темный асфальт проезжей части, затоптанный тротуар, забор из проволочной сетки, натянутой между гранеными бетонными столбами…
Потом кивнул Рогальскому, который этот жест воспринял как высокую оценку своего труда. И только после этого Келлер отвел Циммермана в сторону и сообщил о своих впечатлениях:
— У трупа множество ссадин на лице, шее и ушах — результаты побоев. Но причина смерти не в них. Все они на левой части лица, значит, орудовал правша. Типичные результаты банальной драки.
— А причина смерти?
— Видимо, удар при падении о столб забора. Погибший мог потерять равновесие и упасть на него, так что вполне возможен несчастный случай, а не убийство, по крайней мере не умышленное. Нужно провести вскрытие. Не исключено, что выяснится — бедняга страдал какой–то сердечной болезнью с приступами. Сужу по некоторым признакам на коже и по глазам. Тебе теперь легче?
— Нет! — твердо заявил Циммерман. — Теперь я попрошу тебя взглянуть на документы, они в управлении.
— Правильно! Причем я хочу взглянуть на документы по обоим случаям. Похоже, предстоит очередная бессонная ночь!
— Все удобства я берусь обеспечить. Черный кофе в любых количествах. И я уже заказал три сосиски для пса.
— Пять, — поправил Келлер. — От нас так дешево не отделаешься.
* * *
Остаток ночи Келлер изучал документы. Начал в половине пятого. Перед этим коротко, но подробно выспросил Фельдера и Михельсдорфа.
В половине пятого поступил доклад от фон Готы. Ни Манфреда, ни Амадея обнаружить не удалось. Розыск через родителей результатов не дал. Проверили холостяцкую квартиру Амадея на Леопольдштрассе, но никого не обнаружили. Без десяти четыре Амадей заправил свой красный «ягуар» на колонке возле отеля «Штахус» и велел залить полный бак. С ним был, судя по описанию, Манфред Циммерман. Потом они, оба в отличном настроении, убыли в неизвестном направлении.