Взгляд Бездны
Шрифт:
— Высадите меня возле Главной Башни, — сказала Алиса, проверив Перцемолку в последний раз и попробовав острие Ножа пальцем. — Машинист — моя задача. Ваша задача — дать мне время, столько, сколько сможете.
Она успела многое передумать и переосмыслить, пока летающая вагонетка несла их к Королевским Землям. Воспоминания вернулись не только к ней и сэру Джеффри. Рассказ Джека сложил все части паззла, выявив полную картину прошедших событий. Алиса не чувствовала страха, она не чувствовала ничего, кроме смертной усталости. Она прокручивала в памяти рассказ Джека и сопоставляла его с собственными кошмарными видениями и снами… вернее, тем, что принимала за сны.
История была кошмарна и
Среди клиентов Хаунсдичского приюта было достаточно знатных людей из тех, кто был вхож к королевской семье. А настой из гриба было достаточно принять лишь раз, чтобы навсегда подпасть под власть монстра. Черепах Квази, курировавший Зазеркальную Линию железной дороги, случайно стал свидетелем того, как Кукольник привел одурманенного, лишенного воли Джека в Страну Чудес, которую намеревался использовать в качестве перевалочной базы для своей чудовищной породы, бежавшей с умирающего мира. Но то была лишь душа молодого человека, тело его оказалось во власти мерзкого демона из другой Вселенной. Тело его, ведомое монстром, уничтожало женщин, питаясь их жизненной силой. А когда Джеку удавалось ненадолго вернуться, тварь вселялась в тело Алисы. Так появился труп злосчастного телохранителя у «Растерзанной русалки», так появились ещё несколько трупов мужчин, что были убиты чудовищем. Их списали на Джека Сплаттера, убийцу и негодяя, уничтожившего «Русалку».
Джек, вернее, принц Эдди, чувствовал, что с ним происходит нечто неестественное, страшное. Он не мог понять, откуда исходит опасность. А опасностью был он сам.
На какое-то время монстр оставил его в покое, затихнув, так как убийства не прошли незамеченными, а лишаться подготовленных тел чудовищу не хотелось. Три года Джек жил, не понимая, что происходит с ним. Провалы в памяти пугали его, но он чувствовал, что не желает знать, что делал в то время, что было стерто. Уже не властелин своему телу, он оказался лишен памяти вначале частично, а потом полностью. За это время монстр из иного мира успел проделать огромную работу, пользуясь личиной принца. Травля сэра Джеффри была его рук делом, как и путешествие, из которого он привез запас Радужного Гриба. И он также инсценировал свою смерть от гриппа и покинул склеп, где был захоронен. Лишенный памяти, марионетка чудовища, Джек вернулся к Бамби. А уж тот позаботился о том, чтобы полностью уничтожить память несчастного. Он не мог лишить его тела, необходимо было время от времени возвращать душу парня, иначе последствия сделали бы тело непригодным для монстра. Но Бамби перестарался, пытаясь уничтожить полностью всю память молодого принца. Что-то произошло во время очередного сеанса гипноза, и Джек вдруг обрел себя снова почти в той же мере, в какой это было до встречи с Бамби. Воля его была сильнее, чем думали Бамби и его хозяин. И Джек бежал. Бамби к тому времени было уже не до того. Он был слишком занят тем, чтобы удерживать Алису, чей рассудок яростно сопротивлялся вселению монстра.
Остальное Алиса знала и так. В рассказе Джека не было ни капли лжи. Тем тяжелее было понимать, что пусть и не по своей воле, но она была причастна к гибели людей. С каждым шагом холодная ярость всё больше охватывала её. Её тело использовалось не только для грязных утех отвратительного негодяя, куда хуже было то, что его использовали как орудие для убийства.
— Ты точно хочешь идти? — с сомнением спросил Страйф, глядя, как Алиса выбирается из вагонетки. — Не хочется мне отпускать тебя одну, девочка.
— Вот, держи, — Алиса вытащила небольшой Исцеляй-гриб из сумки с боезапасом и протянула парню. — Если получишь рану или устанешь сильно, откуси маленький кусочек.
Страйф взял гриб, задержав руку на ладони Алисы. Наклонился и прижался губами к тонким замурзанным пальцам.
— Маленькая такая ручка, нежная, — сказал он, с грустью глядя на девушку, — но сильнее всех, что я видел в жизни. Вернись, Алиса. Просто вернись. Всё будет так, как ты захочешь, только вернись!
Столько нежности и теплоты было в его голосе, что Алиса едва не застонала от боли, которую они ей причинили. Она успела привыкнуть к мысли, что отвратительна и грязна для любви, и теперь поведение Страйфа ломало те барьеры, что она воздвигла вокруг себя.
— Ты совсем не знаешь меня, — ответила она, отняв руку, — не знаешь, чего хочешь. По моей вине гибли люди, я видела негодяя, надругавшегося над моей сестрой, но промолчала об этом. Предпочла выдумать несуществующего монстра, чем признать свою трусость и эгоизм. Я молчала годами, Страйф, потому что была слишком эгоистичной, чтобы признать чужие страдания. Я не хотела видеть ничьих мук, кроме собственных.
— Сколько тебе тогда было? — спросил он, не делая попыток снова приблизиться.
— Не помню… лет десять, когда погибла семья… и потом… — Алиса прикусила губу.
— Напуганный ребенок, — кивнул Страйф, — не казнись из-за этого, девочка. Дети мало что могут изменить. Я научился драться. Но я все-таки не девчонка… хочу сказать, я мог драться, чтобы защитить… — он запнулся, затем продолжил так же взволнованно, — и всё-таки, не уберег я её. Сестренку мою. Кэтрин её звали. Было ей всего ничего, и не жила, можно сказать. Я вышел еды поискать, а к ней… наведались… Пришел домой, а Кэтрин уж стылая была. Кинулся на улицу, расспросил кого мог. Молчали, конечно, боялись. Но… В общем, выяснил я, кто это был, хотя и так подозрение имел. Я, конечно, потом их выследил. Ни одного в живых не оставил, и умерли они невесело, можешь поверить. Но сестренку мне это не вернуло. Ну да что теперь говорить? Что было, то прошло. А прошлое должно уйти. Я отпустил своё, и Кэтрин отпустил, хотя и тяжко было на первых порах. И ты отпусти.
Алиса молчала, слишком оглушенная, ошеломленная его признанием, и особенно последними словами. Отпустить прошлое… Такое ей не приходило в голову. Она цеплялась за пожар, за последовавшие годы непрекращающегося кошмара, за чудовищное чувство вины. Слова Страйфа что-то изменили в ней, она чувствовала себя вскрытой, распотрошенной. Все грехи и страхи копошились в ней, словно черви, причиняя боль пополам с противоестественным наслаждением. В памяти всплывали ночи с Бамби, его отвратительные ласки, оставлявшие после себя такое же послевкусие.
— Ты не делил постель с убийцей и мучителем твоей сестры, — сказала она, и поразилась тому, как безлико, безразлично прозвучал её голос.
Страйф пожал плечами. Казалось, слова Алисы не удивили его.
— И ты делала это по своей воле?
Алиса подошла к нему, чувствуя себя скорее ледяной статуей, нежели живым существом. Страйф осторожно обнял её и прижался губами к макушке. Он был горячий, точно лава, и это причиняло почти такую же боль, как и настоящий огонь. Но в этом объятии, почти братском, Алиса вдруг почувствовала, как его слова просачиваются в её душу и выжигают в ней остатки преград, страхов, сожалений.