Взгляд с наветренной стороны
Шрифт:
– А… Хм. Надо уточнить у Хаба. Вы слышите нас, Хаб? – Кэйб тронул носовое кольцо, но тут же вспомнил, что движение это совершенно излишне, и на мгновение почувствовал себя идиотом.
– Хаб слушает, Кэйб. Чем могу помочь?
– Это поврежденное судно, которое посетил представитель Чела…
– И что?
– У вас есть подробности?
– О своей собственности на него заявил клан Айтаревайн. Это лоялистское судно было повреждено на последней стадии Кастовой войны. Обшивка его обнаружена неподалеку
Кэйб посмотрел на Циллера, который явно прислушивался к разговору, но тот только пожал плечами.
– Никогда ни о чем подобном не слышал.
– А есть ли еще какая-нибудь информация о личности посылаемого эмиссара? – уточнил Кэйб.
– Немного. Нам до сих пор неизвестно его имя, но, кажется, он офицер высокого ранга, ставший позже исполнять и религиозные обязанности. Или, по крайней мере, он был офицером высокого ранга.
Циллер презрительно фыркнул.
– Каста? – веско бросил он.
– Мы думаем, что он принадлежит к Данным из дома Айтаревайн. Должен, однако, заметить, что это мнение спорное. Чел не очень-то балует нас информацией.
– Ах, не скажите, – вдруг брякнул Циллер, глядя на достигшее полного сияния и ставшее желто-белым солнце.
– Когда же следует ожидать прибытия эмиссара? – не унимался Кэйб.
– Приблизительно через тридцать семь дней.
– Понял, спасибо.
– Не за что. Я или Терсоно переговорим с вами позже, Кэйб. Оставляю вас наслаждаться рассветом.
Циллер пробормотал что-то невразумительное в трубку.
– А что, кастовый статус этого посланца что-то меняет? – спросил у него Кэйб.
– Относительно. Меня, честно говоря, не волнует, кого или чего они там послали. Я просто не хочу с ними разговаривать. Правда, тот факт, что они прислали кого-то из военной клики, и к тому же еще святого отца, показывает, что они не очень-то намерены возиться со мной. Во всяком случае, я не знаю, принять это за оскорбление или за честь.
– Может быть, он поклонник вашей музыки.
– Конечно, может быть, ко всему прочему он еще и профессор музыкологии из какого-нибудь известного университета, – усмехнулся Циллер, снова принявшись посасывать трубочку, из которой, наконец, пошел дым.
– Я хочу задать вам один вопрос, Циллер, – собрался с духом Кэйб. – Челгрианец внимательно посмотрел на него, но промолчал. – То, над чем вы сейчас работаете… Будет ли это означать конец периода Новых Близнецов? – И хомомдан невольно посмотрел в сторону ярко горящей Портиции.
Циллер нехотя улыбнулся:
– Между нами?
– Разумеется. Даю слово, что никому…
– Не надо. Да, это большая симфония, призванная обессмертить конец периода скорби. Она являет собой и медитацию об ужасах войны и празднование мира, который, не считая мелких неурядиц, воцарился теперь. Симфония будет исполняться на рассвете того дня, когда вспыхнет вторая новая звезда. Если я сумею исполнить все с должным расчетом и верно выберу время, то звезда вспыхнет как раз в начале финала. Хаб полагает, что можно присоединить к этому еще какое-нибудь световое шоу. Не уверен, что позволю это, но посмотрим.
Кэйбу показалось, что челгрианец весьма доволен заданным ему вопросом, давшим возможность поговорить на приятную ему тему.
– Ах, какая прекрасная новость, Циллер! – воскликнул хомомдан. (Симфония оказалась бы первой полностью законченной крупной работой Циллера во время его полудобровольной ссылки. Некоторые – в том числе и Кэйб – очень боялись, что композитор так больше и не напишет ничего монументального, несмотря на то, что именно большие вещи были его коньком.) Я уже в предвкушении. Симфония закончена?
– Почти. Я на стадии обработки, – Циллер тоже посмотрел в сторону новой Портиции. – Все идет отлично, – многозначительно добавил он. – Материал замечательный. В него действительно стоит вонзить зубы. – Он улыбнулся Кэйбу, но не с симпатией, а совершенно холодно. – Даже катастрофы других Вовлеченных все же находятся на другом уровне элегантности и эстетики, который невозможно сравнить с этим. Здесь вполне будет выражено мое отвращение к страданию и смерти, причем отнюдь не в лубочной форме. Словом, вдохновением я обеспечен вполне.
Кэйб помолчал немного.
– Неужели вы так ненавидите свой народ, Циллер? Это грустно.
– Да, грустно, – согласился композитор, глядя куда-то за Великую Реку. – Зато очень весело, что ненависть так вдохновляет меня на работу.
– Я знаю, что вы никогда не вернетесь, Циллер, но увидеться с эмиссаром, наверное, все-таки нужно.
– Да неужели?
– Ваше нежелание будет расценено как страх перед их аргументами.
– Ах вот как? Перед какими же это аргументами?
– Я думаю, он просто-напросто заявит вам, что вы необходимы для них, – тихо пояснил Кэйб.
– Чтобы стать трофеем не Цивилизации, а их собственным.
– Полагаю, что трофей – неверное слово. Лучше сказать – символ. Символы важны, они работают эффективно. А если символ воплощен в личности, то он становится… подвластным управлению. Символическая личность до определенной степени может изменить все направление жизни, влияя не только на частные судьбы, но и на судьбу всего общества. В любом случае, мне кажется, они будут доказывать, что ваше общество, вся ваша цивилизация нуждаются в мире с наиболее известными диссидентами, ибо только так они смогут жить в мире с самими собой и самовосстановиться.