Взгляд с наветренной стороны
Шрифт:
Циллер лениво посмотрел на него:
– Они удачно тебя выбрали, а, посол?
– Но совсем не в том смысле, как вы подумали. Я не сторонник, но и не противник подобных аргументов. Просто я думаю, что они непременно скажут нечто в таком духе. Даже если вы действительно об этом не думали и не пытались высчитать их возможные предложения, то все равно должны знать, что им нужно, и решить для себя.
Циллер посмотрел на него в упор, и Кэйб вдруг понял, что выдержать тяжелый взгляд этих больших черных глаз не так уж и трудно, как он думал сначала. И все-таки за удовольствие счесть такой взгляд было нельзя.
– Неужели ты считаешь,
– Но ваши предыдущие замечания начисто опровергают это утверждение, Циллер. Как и все ваши действия, начиная с того, что вы вообще прибыли сюда; а потом вы остались уже после того, как стали известны последствия войны.
– Последствия войны, мой милый хомомданский студиозус, – это три тысячи лет бесправия, угнетения, подавления культуры, экономической эксплуатации, систематических пыток, сексуальной тирании и культа жадности, возведенных в ранг необходимой генетической наследственности.
– Это ужасно, мой дорогой Циллер. Никакому стороннему наблюдателю, конечно, не дано с такой горечью и безжалостностью перечислить болезни вашей недавней истории.
– Ты называешь три тысячи лет недавней историей?
– Вы уходите от разговора.
– Да, я считаю смешным, что три тысячи лет для тебя – это недавно. И, согласись, поговорить на эту тему куда интересней, чем спорить о степени вины моих соотечественников, которые пришли к восхитительной идее кастовой системы.
Кэйб вздохнул.
– Мы долгожители, Циллер, и составляем часть галактического сообщества уже много тысячелетий. Три тысячи – это солидный срок, с нашей точки зрения, но с точки зрения разума и жизни разумных существ вообще, согласитесь, это немного.
– Неужели тебя так волнуют все эти вещи, Кэйб?
– Какие вещи, Циллер?
Чубуком трубки челгрианец указал куда-то в сторону:
– Ты переживаешь за эту человеческую женщину, ты боишься, что она готова врезаться в землю и разбрызгать по долине свои мозги. Ты чувствуешь себя неуютно из-за того, что, как ты заметил, я ненавижу собственный народ.
– Увы, это так.
– Неужели твое существование настолько зависит от твоих переживаний за других?
Кэйб откинулся на сиденье и задумался:
– Думаю, что так.
– Следовательно, ты идентифицируешь себя с Цивилизацией.
– Наверное.
– И, значит, ты испытываешь, скажем так, замешательство и из-за Кастовой войны?
– Даже имея в виду массу из тридцати одного триллиона населения Цивилизации, можно сказать, что да, я испытываю.
Циллер тонко улыбнулся и посмотрел на зависшую в небе Орбиту. Далеко впереди разворачивалась яркая лента, уходящая в небо. Где-то там плескались океаны и возносили свои вершины снежные горы; поверхность вспыхивала зеленым и коричневым, голубым и белым на разбросанных островах Крайних морей. А здесь впереди тянулась Великая река, видимая на многие сотни километров. Над головами же дальняя сторона Орбиты казалась просто яркой линией, чьи географические подробности терялись в пылающем накале.
Порой, если вы обладали прекрасным зрением и смотрели прямо на дальнюю сторону, можно было различить крошечное черное пятно Хаба, зависшее в открытом космосе на расстоянии в полмиллиона километров отсюда, в пустом центре браслета мировой бесконечности.
– Да, населения действительно много, –
– А запросто могло бы быть и еще больше. Просто выбрали стабильность, а не увеличение.
– А ты знаешь, что есть люди, которые плавали по Великой реке еще до того, как была завершена Орбита?
– И некоторые из них плывут сейчас по второму кругу. Они называют себя Путешественниками-во-Времени, потому что двигаются немного быстрей, чем остальные на Орбите и, таким образом, снижают относительное расширение времени, как бы ни были отрицательны последствия всего этого.
Циллер кивнул, и его темные глаза заплыли, словно у пьяного:
– Кто же рискнул пойти против течения?
– Их немного. Но они есть всегда. Хотя ни один из них еще не совершил круга по всей Орбите – для этого нужно жить слишком долго. Их путь сложнее.
Циллер наконец распрямил свою среднюю конечность и убрал трубку:
– Вот так. – Он сделал движение ртом, желая изобразить улыбку. – Возвращаемся в Акьюм? Пора работать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ВЫЖЖЕННАЯ ЗЕМЛЯ
– Неужели наши суда не настолько хороши?
– У них суда быстрее.
– До сих пор?
– Боюсь, что да.
– А я так ненавижу все эти пересадки и перескакивания. Сначала одно судно, потом другое, третье, четвертое… Я начинаю чувствовать себя багажом.
– Но надо все же понимать, что это отнюдь не скрытая форма оскорбления или попытка задержать нас.
– Это по поводу того, что нам не разрешают путешествовать на собственном корабле?
– Да.
– А я не думаю. Во всяком случае, это завуалированная попытка произвести на нас впечатление. Они говорят, что так заботятся об исправлении сделанных ошибок, что не хотят вырывать из привычного расписания никаких кораблей.
– А четыре судна, которые надо состыковать во времени?
– Я думаю, они таким образом собирают силы – первый корабль очень смахивал на военный – и держат их поближе к Челу на случай, если война снова разгорится. Конечно, определенную дистанцию держать надо, хотя бы для того, чтобы перевезти нас, но не больше. То, на чем мы летим сейчас – вообще суперлайнер, сверхскоростной. Я тот, к которому сейчас приближаемся – судно Общей системы – род базы, материнское судно. У него на борту другие военные корабли, которые можно пустить в ход в любой момент, если ситуация выйдет из-под контроля. Эта база может патрулировать гораздо большее пространство, чем то, которое способны освоить простые военные корабли. И одновременно позволяет контролировать пространство вокруг Чела. Последнее же судно – старый демилитаризованный военно-грузовой корабль обычно используется в галактике как пикет.
– Значит, это распространено по всей галактике. Странно, странно.
– Да уж. Но они утверждают, что все делается исключительно ради нашей безопасности и спокойствия.
– Если им верить, то это единственное, чем они озабочены.
– И ты веришь им, майор?
– Вроде, да. Я только не уверен, что моей веры в это вполне достаточно.
– Да, черт побери.
Первые три дня их путешествия прошли на борту судна класса «палач» Союза быстрого нападения, называвшегося «Цена досады». Это был массивный сложный объект, переплетение гигантских двигателей под прикрытием единственного бортового орудия и крошечной жилой каюты, которая казалась прилепленной к судну в последний момент.