Взгляд со стороны

Злотников Роман Валерьевич

Слава всемогущим, за несколько ближайших недель предстояло выполнить очень много работы, а работа – лучшее лекарство от глупых навязчивых мыслей. Девчонки-рядовые, подбадривая друг друга, носились взад и вперед. Столь привычный и так надоевший им мир военной дисциплины, вечной нужды и гнетущего страха перед завтрашним днем постепенно растворялся в невиданной доселе роскоши. Все основные помещения обжитых гротов были ярко освещены и прогреты до приемлемой температуры автоматической системой кондиционирования и терморегуляции. Возле «водопойной лужи» на белоснежном полимраморном подиуме сверкали хромом с десяток душевых гидромассажных кабин. Махровые полотенца и косметические принадлежности аккуратно разложены на столешнице вдоль зеркальной стены. Общий зал перестал быть местом сна вповалку и теперь представлял скорее уютную гостиную с диванами и огромным искусственным камином в центре. Спальные места оборудовали ниже по каскаду, разделив следующий зал пенокрафтовыми

самоконструирующимися перегородками на отдельные спальные комнаты. В «прихожей» перестало вонять кислятиной, а бесценный продуктовый запас переселился в герметичные камеры и разлегся на стерильных, поблескивающих металлом стеллажах. И вообще множество вновь появившихся перегородок превратили невзрачное прежде жилище в органично связанный комплекс, больше похожий на пространство корабля, нежели на несколько прилегающих друг к другу стадионов с низкими потолками. Да! И металлические ворота внешнего шлюза больше не скрипели и не лязгали, а бесшумно съезжали в стороны еще до того, как желающий войти или выйти успевал коснуться их рукой. Казалось, все было идеально, но хмурые взгляды воительниц время от времени встречались со взглядом Архана. Не такой победы они ждали. Тлеющие угли чужих очагов и руки по локоть в крови – вот достойная цель жизни воина, избранного Могущественными. Нехорошие мысли об очередном обмане уже начинали будоражить умы самых отчаянных из Сестер Атаки.

Реста была довольна, и… она была беременна! Первые признаки этого теперь уже бесспорного факта проявились через три-четыре недели после возвращения в «семью». Она стала быстрее уставать, по вечерам запахи ужина уже не радовали так, как раньше, а наоборот, раздражали и вызывали тошноту. Все чувства обострились, раздражали даже такие мелочи, как капель не до конца закрытого крана в туалетной зале. После долгих лет казарменного уюта она была счастлива остаться одна в своей маленькой и от этого такой уютной комнате.

Сведения о судьбе обитателей «Борделя» потрясли ее сильнее, чем смерть самой близкой и единственной подруги Берты. Она лежала, зарывшись под теплое, невесомое одеяло, и вспоминала то, какой важной еще несколько лет назад там, под защитой «черной ромашки», казалась борьба с этим комфортабельным рабством. Каким важным и значимым делом всего несколько недель назад была для нее ловля угрей и подсчет количества мешков запасенных орехов. Всего несколько дней назад она еще жила мыслью о своем «доме», о своих сестрах, о комфорте для них и для себя. И все это время, полностью отдаваясь важности этих забот, она сама казалась себе такой незаменимой, такой целеустремленной… Эмельгея просила за нее. Эмельгея на пороге конца думала о том же, о чем думала сейчас Реста. «Она умерла, а вы еще живы». Жизнь – это время, взятое под проценты взаймы у смерти. В молодости ценность времени ничтожна, зато придуманные или чаще кем-то заботливо подброшенные «вечные» ценности заставляют тратить его на то, что в итоге оказывается фантомом и пылью разносится по ветру. А к старости весь его остаток приходится отдавать в уплату процентов по займу, так бездарно и глупо растраченному на пустые надежды, на погоню за справедливостью, свободой, независимостью, – и это еще в самом лучшем случае. Постареть за месяц и умереть от того, что не хватит сил донести ложку до рта, легко. Жить с сознанием, что все твои цели оказались миражом, а трупы твоих друзей и твоих врагов – всего лишь лестницей на пустой и темный чердак твоего самолюбия…

* * *

Скорее зависть и презрение, чем радость и понимание, – вот то, что объединяет засидевшихся девственниц перед лицом женщины, обремененной потомством, к какому бы кругу, национальности или касте они ни принадлежали. И года не прошло с тех пор, как сестры освободились от страха смерти, идущей за ними по пятам, а ехидные улыбочки и шепоток про то, каково это – быть подстилкой под убийцами и насильниками, нет-нет да и касались ушей бывшего Архана. Особенно усердствовали в этом некоторые из командиров пятерок. Реста все понимала, но поменять уже ничего не могла да и не хотела. От этих нескромных шепотков иногда становилось совершенно невмоготу. Реста решила отказаться от управления общиной. Ее заявление было встречено спокойно и далеко не однозначно, но сплоченная группа «усердствовавших» нахрапом убедила остальных это решение принять и утвердить. «Вече» избрало нового Архана, хотя традиции предписывали его назначение предыдущим главой, а процедура избрания применялась исключительно по причине его неожиданной кончины. Реста не стала возражать, ей было безразлично, кто из этих прожорливых и неблагодарных тварей займет ее место. Да и назначать-то, по сути, было некого, никогда еще Арханом не становилась Сестра Атаки из числа «бойцов», только «аналитики»-офицеры могли претендовать на подобную честь.

Роды затягивались. Одиннадцать месяцев назад случилось то памятное и единственное, ради чего стоило жить, а Хоаххин, как она называла своего неторопливого малыша, все еще не желал появляться на свет. Тяжесть последних месяцев

сильно сказалась на бывшем капитане, большой круглый как арбуз живот на тоненьких ножках, выступающие вены, запавшие глаза и редеющие волосы. Реста накрыла зеркало простыней, а в душевую старалась выбираться только глубокой ночью, под ненавязчивый свет дежурных светильников. Ела она во второй половине дня. Обедала прямо на кухне, пухлая заботливая веселая повариха Мина никогда не оставляла ее без какого-нибудь припасенного вкусного кусочка. К тому же весь обед проходил под ее безостановочное щебетание о последних новостях и сплетнях «монастыря». О том, что начальницы пятерок вытащили всю «синьку» из индивидуальных аптечек и попрятали от остальных сестер, что чай из травы дают пить не всем, а только тем, кто «грамотно, своевременно и качественно выполняет возложенные на нее обязанности». Ходят слухи, что «руководство» летом хочет договориться с «носорогами» об организации общих праздников для установления более близких контактов с соседями по планете. Реста иногда невольно улыбалась и даже подхихикивала, Мина, видя, что ее треп идет на пользу, продолжала с еще большим энтузиазмом:

– А она так глазами зырк и говорит: мол, да сдались мне ваши «носороги», среди местных и покрасивше ребята попадаются. А с моими-то формами я любого под свою дудку плясать заставлю…

Реста прыснула от смеха и уронила только что надкусанный малосольный огурец. Мина не успела уследить, как ее госпожа нагнулась за ним. Охнула и встала на четвереньки. Острая боль пронзила все тело от пяток до затылка и, пройдясь двумя нарастающими волнами, навалилась на живот. На истошный крик поварихи примчались помощницы и поволокли извивающуюся всем телом Ресту в медицинский отсек. Через пару минут роженица ненадолго пришла в себя, и последними ее словами была просьба назвать мальчика Хоаххином. Почему мальчика и почему Хоаххином, никто спрашивать не стал. Плод изъяли, вскрыв полость живота, в тот момент капитан была уже мертва, а на руках медиков зеленоватый шершавый клубочек – новорожденный Хоаххин – отчаянно, но совершенно беззвучно открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.

В операционной, забрызганной кровью, с разбросанными вокруг инструментами, бинтами и тампонами, лежащим посредине на столе трупом Архана никого как-то не смутили некоторые особенности маленького. Отсутствие у него глаз (может, еще прорежутся), наличие зубов (ого, уже кусается), странная шершавая кожа (отмоется). Главное, что он пыхтел и размахивал конечностями, то есть проявлял признаки жизни. А то, что он так и не закричал… Никто из них раньше не принимал роды, и знания на этот счет они имели весьма умозрительные. Главное, что они не забыли его покормить, для чего приспособили средних размеров клизму, наполненную свежим молоком шарангов, впрочем, Хоаххин не только не отказался от предоставленного инструмента, но и практически сразу отгрыз неудобный длинный и узкий носик, расширив отверстие до приемлемых размеров.

Жизнь и смерть для профессионала уровня санитара – это прежде всего испачканные инструменты, использованные одноразовые шприцы, заляпанный кровью и мочой пол операционной, хлорка, силиконовые перчатки и целлофановые бахилы.

– Инга, а помнишь, как нас отправили на Кахх усмирять иррангов?

– А то! Тогда еще адмирал Элизабет приказала каждый день мыть полы в операционной чистым спиртом.

– Я с иррангами потом долго еще торчала там, помогала организовывать восстановление их системы здравоохранения. Так вот их самки рожают сразу целый помет, семь-восемь маленьких вонючих заморышей. И тоже зубастых. Как этот наш выродок.

– И чего?

– А то, что они умудряются еще в утробе друг другу уши пооткусывать. Так вот им Могущественные тоже, как нам сейчас Дети гнева, запрещали пользоваться оружием.

– Еще бы! Дай этим обезьянам лучемет, так они друг друга на атомы разнесут.

– Стопудово разнесут!

Звон скальпелей и зажимов, перекладываемых из мойки в тепловой конвектор, монотонная беседа медиков и опустошенная клизма с молоком склонили юного Хоаххина ко сну. Первый день его непростой и насыщенной событиями жизни подходил к концу. А яркая молодая звезда, неподвижно висящая над ледяной пустыней, продолжала вести прямой репортаж с места событий для посвященных и заинтересованных лиц.

* * *

Архан, возглавляя «десятку первых», деловито толкающихся перед деревянной лавкой с лежащим на ней замотанным в белоснежную простыню трупом, многозначительно растопырив пластиковый лист с напечатанным на нем текстом, слегка запинаясь и скорбно опустив голову, читала:

– Скорбное событие сегодня стало поводом нашего собрания. Мы провожаем в холодный грот нашу сестру. Прощаясь, мы вспоминаем о тех делах праведных, которые были совершены покойной при жизни, просим прощение и прощаея наших сестер, навсегда покинувших нас. Наша сестра не блистала особыми талантами и в смертной жизни своей допустила много ошибок, приведших ко многим трагическим событиям, но, слава Могущественным, все это позади. Покойся с миром, Реста Леноя. И да пребудет в покое, достатке и здравии род наш.