Взгляд в звездное небо. Избранные эссе о культуре
Шрифт:
В имени Синь Цицзи есть иероглиф (цзп, «болезнь»). Но болела у этого крепкого молодца, который с детства занимался фехтованием и был знатным силачом, только душа. Он страдал, оттого что государственные владения уменьшились, словно убывающая луна.
У подножия ЮйгутаяИ чиста и прозрачна река.Сколько путниками – кто знает! —Тут пролито слез за века?Там, на северо-востоке,На Чаньань затерялся след.Цепи тянутся гор высоких,И горам этим счета нет.Только горы – что за преграда!Все, я верю, придет в свой срок.Одолел же эти громадыИ пробил себе путь поток…Опускается у причалаВечер, в сердце рождая печаль,И кукушка прокуковала,Улетая в горную даль [51] .51
Синь
Это знаменитое цы на мелодию «Пусамань», в котором слышатся нотки уныния, мы читали еще в средней школе.
А в цы на мелодию «Юнъюйлэ» поэт даже посмеивался над своей фамилией:
Пылкость солнца и чистота инея,Верность и преданность —Вот, что записано в наших родословных книгах.Когда мои предки получили эту фамилию?Я расскажу вам, что значит фамилия «Синь»,И вы, возможно, рассмеетесь.Иероглиф «синь» происходит от слова «невзгоды»,Содержит значение «скорбь, страдания»,неразрывно связан с «тяготами» и «тяжелым трудом».Столько в нем горечи,Что люди, услышав это слово,Плюются, как от молотого перца или корицы.Конечно, в мире полноСладких почестей и богатства,Но наш род их не видывал.Только вслушайтесь: горести, тяготы, невзгоды, скорбь – от одних этих слов сжимается сердце. В мире столько всего прекрасного, столько удач и подарков судьбы, почему же они не выпали на его долю? Он то маялся без дела, то переезжал с места на место, меняя должности одну за другой. В 1179 году его из Хубэя перевели в Хунань, когда сослуживцы провожали его, он сильно горевал и очень мягко пожаловался на свое разочарование в политике. Его сожаление вылилось в знаменитое произведение «Опять дожди…» на мелодию «Моюйэр»:
Опять дождиИ бесконечный ветер!Каким же надоОбладать терпеньем!..Весна готоваРаствориться в лете —Живет онаПоследние мгновенья.Ее прошу яНе спешить с уходом.Как жаль, что былоРаннее цветенье!Теперь – вдвойне,Когда под небосводомСонм лепестковПроносится в смятенье.«Постой, весна,Не уходи! Куда ты?Я слышал – травыРазрослись стеною.С пути собьешься —И не жди возврата!..»Молчит весна,Не говорит со мною.Но мне видныВесенние приметыВ тенетах,Заплетенных под стрехою.Они пух ивыС самого рассветаК себе влекутНезримою рукою.Минувших летСвершения в Чанмыне —Крушенье грезИ тщетность ожиданья,И красотаЧанмыньской героини,И зависть,Что не знает состраданья!.КрасавицаСтихи Сянжу купила —Не пожалелаЗвонкого металла.И мне, как ей,Ничто теперь не мило —И на меняОбрушилась опала.Вы, торжествуя,В танце не кружите! —Забылись вы совсемВ своей гордыне…Но где Фэй Янь?Где Юй Хуань, скажите? —Истлел их прах,Давно их нет в помине!Боль одиночестваС тоской его бескрайней!..Я тишиныНа башне не нарушу.Что там увидишь? —Ивы лишь в туманеДа луч заката,Леденящий душу! [52]52
Синь Цицзи. Опять дожди… //Стихотворения/пер. с кит., вст. ст. и примеч. М.И. Басманова. С. 38–40.
Говорят, когда император Сяо-цзун, правивший в 1162–1189 годах, прочитал это стихотворение, то был очень недоволен. Лян Цичао [53] так оценил его: «Невероятно волнующее, трогающее за душу произведение, ему пока что нет равных».
В палаты Чанмэнь (то же самое, что и Чанмынь. – Примеч. пер.) император У-ди ссылал наложниц, ставших ему неугодными. Синь Цицзи обратился к этой истории, чтобы поведать и о преданности, и о слепой страсти, и о горе, страданиях, терзаниях, позволить читателю прочувствовать всю палитру чувств. Даже сегодня каждое написанное слово пробирает до глубины души, кажется, что это капли крови или слез. Древние поэты написали с гору печальных стихов о весне. Но кто сумел так уклончиво, так печально перейти от темы весны к политике, поведать о своем разочаровании в политике? И о печалях красавиц древние поэты тоже исписали немало бумаги, но кому пришло в голову поведать так о государственных делах, пожаловаться на несправедливость, выразить недовольство?
53
Лян Цичао (1873–1929) – ученый, философ, литератор,
И все же сунский двор оставил его не у дел на целых двадцать лет. Все это время он был отлучен от политики, мог наблюдать за ней, но не имел права вмешиваться и что-либо высказывать. В своих произведениях Синь Цицзи подшучивал над собой: «Император милостив, он отправил меня садить лотосы». Впору вспомнить, как когда-то император Жэнь-цзун отзывался о Лю Юне: «Только и знает, что петь да балагурить, за ним идет дурная слава». Лю Юн действительно отправился петь свои песни в самые низы и стал непревзойденным мастером в жанре цы. Синь Цицзи был другим человеком, он много пил, вволю ел, в сердцах хлопал руками по перилам беседки, громко спорил о политике. Поняв, что не сможет отплатить отечеству, он уехал на северо-восток, построил усадьбу на озере Дайху и погрузился в одиночество. В цы на мелодию «Шуйдяогэтоу» он признается:
Дайху – это самое любимое мое место,взгляда не хватит, чтобы охватить гладь этого озера,она подобна бирюзовой поверхности зеркала,чиста и прозрачна.Я живу без дела, хожу, опираясь на бамбуковый посох,ношу туфли из конопляного полотна,слоняюсь по берегу, за день обхожу его по тысяче раз.Чайка, раз уж ты стала мне другом,то прилетай почаще,не сомневайся.А где же белый журавль?Может, и он прилетит?Чайка то взбалтывает ряску,то ищет что-то в водорослях,сидя на зеленом мху у берега.Оказывается, она выглядывает рыбу,ждет момента, чтобы ее поймать.Смешно, она лишь глупо пялится на свою рыбуи не знает, с каким настроением поднимаю я этот бокал.Когда-то здесь был заросший пруд да пустынные горы,но этой ночью серебрится лунный свет, мягко дуетпрохладный ветерок.Сколько радости в этой жизни и сколько печалей?На востоке Хуанхэ зелени еще маловато,надо посадить здесь больше тополей и ив.Недаром его второе имя – Цзясюань – означает «плуг, которым вспахивают землю», он вернулся на родину и занялся обработкой земли. Этот мужчина в самом расцвете сил, политик с богатым опытом и благородными целями целыми днями расхаживал по склону горы и побережью, вел с народом праздные беседы о земледелии и шелководстве и разговаривал сам с собой, наблюдая за птицами и рыбами. Вот уж воистину «Боль одиночества С тоской его бескрайней!..» и «Ничто теперь не МИЛО» [54] .
54
Синь Цицзи. Опять дожди… //Стихотворения/пер. с кит., вст. ст. и примеч. М.И. Басманова. С. 40.
Талант Синь Цицзи настолько огромен, что стихи его кажутся вырезанными мечом и написанными кровью, только вот сам он никогда не мечтал стать поэтом. Го Можо [55] говорил о Чэнь И [56] : «Любой полководец от природы поэт». Синь Цицзи же был поэтом, хоть от природы являлся военным; был военным, хотя желал быть политиком. Его стихи – это мука, смолотая в огромных жерновах политики. Он переходил от сражений к стихам, от стихов к политике, то уходил от мира, то вновь включался в общественную жизнь, страдал от того, что его то призывали на службу, то вновь ссылали. Будучи образованным человеком феодальной эпохи, он относился к политике не как Тао Юаньмин, который лишь чуть-чуть попробовал себя на этом поприще и сразу отказался, и не как Бо Цзюйи, который долгое время занимал свой пост, одновременно занимаясь и литературой, и политикой. Он не мог не думать, не переживать за народ, его сердце пылало жарче огня, он давно скопил в себе огромные силы, которые было невозможно ни сдержать, ни применить. Он не хотел унижаться перед кем-то на государственной службе, не боялся, что на него выльют ушат клеветнических помоев. Одновременно с изменением ситуации в стране он то активно трудился, то скучал без дела, то взлетал, то падал, то продвигался вперед, то отступал назад. Стоило ему добиться небольшого успеха, как его отстраняли от дел из-за наговоров, но в смутные времена его вновь призывали на службу. Он лично тренировал войска, стал автором знаменитого труда об управлении страной «Мэйцинь Шилунь» («Десять рассуждений о прекрасном сельдерее» [57] ). Он был политиком, чье сердце постоянно болело за народ, таким как Цзя И, Чжугэ Лян, Фань Чжунъ-янь. Его словно кусок железа то нагревали докрасна и отправляли на наковальню, то бросали в воду поостыть. Некоторые причисляют его к направлению хаофан пай («свободного стиля»), называют последователем Су Дунпо, но у Су Дунпо этот стиль выразился в основном в цы «Река течет на восток» на мелодию «Няньнуцяо», то есть в пейзажной лирике. Су Дунпо жил в лучшие годы эпохи Северная Сун, его поэзию не отточили национальная вражда и мечты о возрождении государства, в его стихах не звучит звон клинков, не клубится пыль на поле брани. Настоящий поэт способен услышать зов эпохи лишь тогда, когда его сжимает, скручивает, вертит, закаляет, обжигает какой-то важный политический (общественный, национальный, военный) конфликт, только тогда он становится глашатаем истины. Стихи тоже могут взлететь, запылать, зазвучать, разбудить массы, только направляемые вихрем политики. Мастерство поэзии лежит за пределами самой поэзии, и эффект поэзии – тоже. Мы признаем ценность искусства как такового, но также признаем взрывную силу искусства, в основе которого лежат идеи.
55
Го Можо (1892–1978) – литератор, историк, археолог, первый президент Академии Наук КНР.
56
Чэнь И (1901–1972) – военный и политический деятель, занимавший множество руководящих должностей, в том числе министра иностранных дел в 1958–1972 гг.
57
Отсылка к истории из «Ле-цзы», когда крестьянин, считавший сельдерей и бобы деликатесами, нахваливал их перед богачами, а им не понравилось, и они стали смеяться и стыдить крестьянина. – Примеч. пер.
Некоторые относят стихотворения Синь Цицзи к направлению ваньюэ цыпай («изящных и нежных цы»), по чувственности и вниманию к деталям они не уступают произведениям Лю Юна и Ли Цинчжао. Например, его цы на мелодию «Чоунуэр»:
А недавно обрушилась скорбь на меня.Беспредельна, как небо, и всюду со мной.Кто утешить захочет,Кто сможет понять?Кто утешить захочет,Кто сможет понять?Мне осталось лишь петьО печали одной!И все то, что ушло от меня далеко,И все то,Что теперь пережить суждено, —Все овеяла грусть,Все объято тоской…Все овеяла грусть,Все объято тоской…Мне ж – с семьей в ЦзюцюаньЕхать надо давно [58] .58
Синь Цицзи. А недавно обрушилась скорбь на меня… //Стихотворения /пер. с кит., вст. ст. и примеч. М. И. Басманова. С. 141.