Взгляд Волка
Шрифт:
– Не бойся, Ладушка, всё будет хорошо, - сжимая её руки в своих, подмигнул Георгий и чмокнул её в кончик носа. – Трофимыч, может, и крутой мужик, да я круче, - он засмеялся. – Никому тебя не отдам.
И глядя в его смеющиеся карие глаза, разливавшие на неё зеленоватый тёплый свет, она не могла не верить ему.
Пронесясь по безлюдной улице, снегоход круто затормозил у дома Аверенцевых. Маша сразу увидела деда – он рубил дрова во дворе. И как ни боялась она предстоящего разговора, всё-таки быстро шагнула в калитку, ощущая, подбадривающее
– Ну, здрасте вам, гости дорогие! А я уж, грешным делом, решил, что и не пожалуете больше.
– Здорово, Трофимыч! – Георгий протянул руку.
– Дедуля, ну не ворчи, пожалуйся, - с улыбкой попросила Маша, и чмокнула деда в щёку.
– Эх, и подлиза ты, Маруська, стала! – для порядка проворчал дед, но глаза его при взгляде на внучку плеснули теплом. – Иди, самовар поставь.
– А я к тебе, Иван Трофимыч, с предложением, - помешивая горячий чай, сказал Георгий.
– Да, понял, поди, не слепой, - усмехнулся дед.
– Прошу тебя отдать за меня Марию, - Георгий с нежностью посмотрел на свою невесту, сидящую рядом и пожал её руку, как бы приободряя.
Девушка в смущении опустила голову.
– Бери, коли не шутишь, - вновь с кривой усмешкой отвечал Трофимыч, - больно надо оно вам моё разрешение?! Вижу же, что всё у вас сладилось. Вот, допустим, скажу – нет, послушаете?
Он перевёл взгляд с Георгия на Марию и продолжал:
– То-то и оно, - вздохнул. – Конечно, по нынешним временам нас, стариков, не принято слушать, мол, не понимаем мы ничего, отстали от жизни, - горькая усмешка тронула его губы, печалью мелькнула в глазах.
– И всё-таки, Иван Трофимыч, мы хотим с твоего благословения, - настаивал Георгий.
– Да ясно, что благословлю… Куда деваться-то? Однако не серчай, Георгий, но выслушай мои соображения. Чтоб потом обид не было, если что не так… Маруська у меня - одна душа родная на свете осталась… Потому обижать её не позволю. Погоди, погоди! Не перебивай – видя, что Леший хочет что-то возразить, остановил его дед и продолжал: - Мужик ты справный, для сердца девичьего сплошной омут, да только…- старик замялся, сжал пальцы в замок.
– Ты ж ей в отцы годишься! Двадцать лет разницы! Не пугает это? – он опять перевёл взгляд с Георгия на Машу, точно свой вопрос адресовал им обоим.
– Дедушка! – Маша вскочила, не в силах сдержать рвущегося возмущения, но Георгий потянул её на стул.
– Сядь, Ладушка, сядь, - с улыбкой утихомирил её вспышку. – Дед прав. Я действительно много старше тебя. И вот честно говорю, Трофимыч, думал я об этом, - лицо Лешего стало озабоченным.
– Но ведь против сердца не пойдёшь. А я, - он прямо посмотрел в лицо старика, - люблю Машу. И лгать, изворачиваться мне ни к чему.
– Так-то оно – так, - кивнул Трофимыч, - но ведь сейчас – не старые времена, когда за вдовца девицу могли отдать, не принято нынче за старика идти…
– Ну уж нет! – зелёные глаза Маши метнули молнии. – Дедушка, да как ты такое
При последней фразе внучки, Трофимыч как-то странно кашлянул и уставился на Георгия, который не скрывая восхищения, откровенно любовался Машей: ему явно льстили её слова.
– То есть уже и так, значит? – дед выдавил из себя вопрос, продолжая сверлить глазами Лешего.
– Ну, да… Или дочка. – отвечал тот, едва сдерживая рвущийся смех.
– Стало быть… - Трофимыч развёл руками, потом заметил с ухмылкой: - Так это же я прадедом буду.
– Естественно! – засмеялся Георгий. – Иметь такого прадеда, как ты, Трофимыч – это круто!
***
– Ну вот, а ты боялась, - сказал Георгий.
Они – решили сегодня остаться у деда и пошли прогуляться. Сегодня стоял солнечный день, искрящийся снег похрустывал под их шагами, свежий морозный воздух пах как-то по-особенному чисто. Рука Георгия лежала на её плече, а Маша обняла его за талию. Они медленно шли по окраине деревни.
Маша мысленно перебирала их разговор с дедом. Предстоящая роль прадеда ему понравилась, но он всё-таки высказал сомнения – не приневоливает ли её Георгий, применяя свои «Лешачьи штучки», не одурманил ли он девку какой травой. И когда Георгий – уже в который раз – поклялся, что всё у них с Машей по доброй воле, по взаимному чувству, тогда лишь Трофимыч сдался и дал своё окончательное согласие.
– Однако, я вижу ты со вчерашнего дня сама не своя, – вдруг заметил Леший, прерывая её размышления.
– Думал, из-за предстоящего разговора с Трофимычем, но теперь вижу, что тебя что-то ещё тревожит. Ну-ка, давай, признавайся…
– Вчера, когда ты ушёл, я спала и увидела сон, - осторожно, боясь тревожить любимого, сказала Маша.
– Опять ТОТ сон? – озабоченно уточнил он, его объятия стали крепче.
– Нет, другой, совсем другой… Я видела твоего деда.
– Погоди, откуда ты можешь знать, что это мой дед? – остановившись, Георгий сжал ладонями её лицо, нахмурился, всматриваясь в её глаза. – Он умер давным-давно, и я не показывал тебе его фото.
– Он сам мне сказал об этом.
– Даже так?!
– Георгий скептически усмехнулся.
– Да, и я уверена, что это правда, потому что есть одна черта, которая может быть только у твоего деда – глаза! У него твои глаза, - горячо возразила Маша.
– Хорошо, пусть так… - он достал из кармана портмоне и вынул из потаённого кармашка старое фото. – Вот смотри, это мой дед. Это он был в твоём сне?
Маша внимательно всмотрелась в фото. Да, на нём был тот старик из сна. Только во сне всё было цветным, ярким, а на чёрно-белом снимке – блеклым. Она сказала об этом Георгию.
– Хорошо. И что дальше? Он что-то говорил?