Взгляни на меня
Шрифт:
Марголис слегка прищурился:
– Думаешь, ты самый умный?
– Нет.
– А по-моему, думаешь. Знаешь что? Зря.
Колин промолчал. Они долго мерили друг друга взглядами. Наконец Марголис забрал кофе и обошел машину, направляясь к водительскому сиденью.
– Я проверю, учти. Потому что мы оба знаем, что тебе нечего делать на свободе. Скольких людей ты отправил в больницу за последние несколько лет? Ты жесток. Думаешь, что всегда сможешь держать агрессию под контролем? Ты ошибаешься. И когда ты сорвешься, я буду поблизости. И первым скажу: «Я же предупреждал».
Седан тронулся с места. Колин проводил машину взглядом, пока она не скрылась за углом.
…–
Колин развернулся и увидел на крыльце Эвана. Тот, уже полностью одетый, спустился и зашагал по дорожке.
– Как обычно.
– Что на сей раз?
– Драка в «Бешеной лошади».
– Когда?
– Когда я был с тобой. Или ехал домой. Или менял колесо.
– Я могу стать свидетелем?
– Сомневаюсь. Марголис знает, что я не виноват, иначе он бы уже арестовал меня и допрашивал в участке.
– Тогда зачем столько шума?
Колин пожал плечами. Вопрос был риторический: ответ они оба знали. Колин протянул руку.
– Это галстук, который Лили подарила тебе на день рождения?
Эван опустил глаза на свой разноцветный галстук с узором «огурцы».
– Да, да. У тебя хорошая память. А что? Слишком ярко?
– Какая разница, что я думаю?
– Но тебе не нравится.
– Если хочешь его носить, носи.
Эван вдруг заколебался.
– Зачем ты это делаешь? – спросил он.
– Что?
– Отказываешься отвечать на простой вопрос.
– Потому что мое мнение не имеет значения. Ты имеешь право носить все, что хочешь.
– Просто ответь!
– Да, мне не нравится твой галстук.
– Правда? Почему?
– Он безвкусный.
– А вот и нет.
Колин кивнул.
– Ты сам не знаешь, что говоришь.
– Очень может быть.
– Ты даже не носишь галстуки!
– Ты прав.
– Так почему меня должно волновать твое мнение?
– Не знаю.
Эван нахмурился:
– С тобой невозможно разговаривать.
– Ты повторяешься.
– Конечно! Только вчера об этом говорили! Потому что это правда! Необязательно брякать все, что придет в голову.
– Но ты же сам спросил.
– Но… ладно, проехали.
Эван развернулся и зашагал обратно к дому.
– Потом поговорим, хорошо?
– Ты куда?
Эван сделал еще несколько шагов, прежде чем буркнул:
– Сменить галстук. И, кстати, Марголис был прав, ты как будто угодил лицом в мясорубку.
Колин улыбнулся:
– Эван!
Друг остановился и обернулся:
– Что?
– Спасибо.
– За что?
– За все.
– Да, да. Скажи спасибо, что я не передам твои слова Лили.
– Если хочешь, передай. Я и так ей уже сказал.
Эван уставился на него.
– Ну да. Не сомневаюсь.
В аудитории Колин сидел в третьем ряду, записывая и стараясь сосредоточиться на том, что говорил преподаватель. Речь шла о распространении грамотности. В первое время в колледже Колин испытывал двойственные чувства: с одной стороны, он думал, что профессор говорит тривиальные вещи, и гадал, зачем они ему нужны, а с другой – что в этом кроется некий, пока еще непонятный, смысл, способный когда-нибудь превратить общие принципы в связную образовательную стратегию и в формальные планы уроков. Главная проблема заключалась в том, что преподаватель – невротичная женщина средних лет с певучим голосом – перескакивала с темы на тему, так что слушать ее внимательно было трудно.
Колин учился в колледже третий год, но в Уилмингтоне – первый семестр. Два года он провел в колледже Кейп-Фир и закончил его с отличием. До сих пор
Он гордился своими достижениями – дружбой с Эваном и Лили, тренировками, местом, которое он мог назвать домом. Колину не слишком нравилась его работа – ресторан, где он подрабатывал барменом, чересчур кишел туристами, – зато там он мог не бояться, что влезет в неприятности. Большинство клиентов заходили туда поесть, в том числе много семей с детьми, и те, кто сидел у стойки, обычно ждали, когда освободится столик или когда принесут еду. Ресторан сильно отличался от баров, которые Колин посещал раньше. В годы безумной юности он предпочитал бары для заядлых алкоголиков, темные и грязные неприметные забегаловки, где на заднем фоне ревела – или не ревела – музыка. Его ожидали неприятности, как только он входил в дверь, и судьба спешила оказать ему услугу. Теперь Колин старательно избегал подобных мест. Он знал свою точку кипения и больные места; хотя уже научился сдерживаться, всегда был шанс оказаться в ситуации, когда гнев мог выйти из-под контроля. И Колин не сомневался: даже если он ввяжется в неприятности в другом штате, Марголис докопается, и следующие десять лет он проведет за решеткой, в окружении людей с аналогичными проблемами.
Спохватившись, Колин заставил себя вновь сосредоточиться на лекции. Профессор объясняла, что некоторые учителя считали полезным читать детям отрывки из книг, подходящих по возрасту, в противовес книгам, которые предлагались более старшим или младшим ученикам. Колин задумался, записывать или нет. Понадобится ли ему в будущем эта информация? И решил: почему бы нет? Если преподаватель считает, что это важно, он, так и быть, запишет.
И тут Колин заметил темноволосую девушку, которая смотрела на него через плечо. Конечно, он привлек удивленные взгляды, когда вошел в аудиторию – даже профессор дважды посмотрела на Колина и запнулась посреди фразы. Но потом все повернулись к кафедре.
Кроме этой девушки. Она наблюдала за ним. Очень внимательно. Колин сомневался, что она флиртует; скорее, она что-то пыталась понять. Впрочем, ему-то какая разница? Пусть смотрит, если хочет, ее дело.
Лекция закончилась. Колин закрыл тетрадь, сунул в рюкзак и закинул его за спину. И поморщился, когда рюкзак хлопнул по разбитым ребрам. После занятий он собирался сходить в спортзал, чтобы выпустить пар, но к физическому контакту сейчас явно не был готов. Никаких спаррингов и схваток. Только основные силовые упражнения, полчаса со скакалкой. Потом он сделает небольшой перерыв, наденет наушники и пробежит миль пять под музыку, которую родители всегда терпеть не могли. Затем отправится в душ и соберется на работу. Колин задумался, как отреагирует хозяйка, когда увидит его; наверное, ей не понравится. Разбитое лицо плохо сочеталось с интерьером туристического ресторана. Но что поделаешь?