Взглянуть и… увидеть?
Шрифт:
Опорные балки отчаянно скрипят и замирают в своём падении, держась на бесконечно твёрдом Слове. Том самом, что было первым.
Основной выход завален. Но в сорока метрах в сторону лежит ещё не засыпанный коридор. Я поворачиваюсь и делаю шаг сквозь стену. Сминаясь, с липким чавканьем раздвигается в стороны скальная порода. Гранит с тончайшими прожилками самородного золота. Шаг… другой… третий… Мои слегка расправленные крылья светятся холодным мёртвенно-серым светом остро заточенной стали. Я уже в коридоре. Он по колено засыпан неуловимо-мелкой разъедающей лёгкие пылью. Выход наружу на юго-востоке, там, где коридор выходит из склона холма старой шахтой.
Почувствовав, что я отошёл далеко, Слово испаряется лёгкой воздушной рябью, и земля с облегчённым
Я иду вдоль двух параллельных грубо обработанных полосок металла. Рельсы, по которым когда-то ходили шахтёрские поезда. Отголосок давней нормальной жизни. Я иду, а за мной с сухим треском схлопываются уставшие каменные стены.
Солнечный свет, удивительно-яркий после затхлого мрака подземелий. В небе путаные инверсионные следы гиперзвуковых бомбардировщиков. Пологий склон холма, поросший низкой зелёной травой. Редкие раскидистые деревья с пышной кроной. Невдалеке белеют стены маленькой фермы. Одна из стен запачкана красным; прислонившись к ней лежат несколько обрётших вечный покой тел.
Чуть ниже по склону виднеется человек в серо-зелёной броне с голубыми полосками на погонах. Солдат. Он упорно лезет вверх, к выбитым воротам шахты. Четверо его товарищей и офицер развлекаются внутри дома. Он поднимает голову, и его глаза за полупрозрачным забралом медленно расширяются. Он сбрасывает с плеча автомат и вскидывает к плечу. Он собирается выпустить одну очередь из пятнадцати патронов. Из них два уйдут в безмятежное небо и с сухим треском разорвутся в нижних слоях атмосферы. Три взроют уродливыми ямами землю чуть ниже по склону. Один расщепит прислонившееся к столбу входа в шахту дерево. И ещё девять бесшумно войдут в тела людей… откуда здесь взялись люди?.. чтобы через мгновение расцвести бесформенными клубами перегретого пара. Девять патронов. Семь смертей. Двоим не повезёт дважды. Ни один из них не заденет меня.
Мне на спину бросается чья-то маленькая тень. Вихрем наэлектризованных искр кружатся незамысловатые мысли: повалить, спасти, очередь пройдёт над головами… Люди падают на землю. Маленькие закрывают головы руками. Большие тянут из кобуры короткие пистолеты с тупыми мордами. Слишком медленно, чтобы успеть. Из ствола один за другим с тонким звуком порванной струны вырываются огненные шарики. Я делаю шаг вперёд и чуть в сторону; моя грудь пересекает траекторию одного из шариков.
Одиннадцать маленьких плазменных молний беспомощно шипят на моих распахнутых крыльях и, наконец, угасают. Ещё четверо уходят в никуда. Короткое движение рукой, почти без замаха. Голова солдата беззвучно отделяется от тела. Обрубок шеи на мгновение взрывается пульсирующим тёмно-красным фонтаном, который тут же опадает. Возвратным движением я разрубаю его пополам, от левой ключицы до правого бедра. Никто не вправе мешать исполнять мне мой долг. Тело медленно оседает на землю. Экзоскелетная броня противно скрипит, ещё воображая себя живой.
Я переступаю через упавший на землю плазменный автомат, и легко падаю вперёд, опершись распахнутыми крыльями на неверные потоки холодного ветра. Оставшееся позади оружие поднимает чья-то грубая рука. Она знает, как с ним обращаться. А я уже вхожу в дом. Пять липких чмокающих звуков. Никто не вправе мешать мне. И вверх, навстречу солнцу. Прощай, отвратительный мир.
Внизу высвечивает неестественностью рентгеновского снимка первая молния.
4
Я сижу на большом камне на обочине разбитой асфальтовой дороги, почти на вершине небольшого холма. С трёх сторон меня окружает настоящее травяное море. Высокие, мне по грудь, зелёные стебли; красивые цветы и соцветия; непрестанное гудение прилежных насекомых. Кружащий голову аромат душистых трав. Солнце едва успело показаться из-за горизонта, лишь самым краешком выглянув наружу, а тьма уже сбежала прочь, постыдно поджав холодный чешуистый хвост. Начинают робко раскрываться пушистые головки незнакомых цветов. Я мог бы полюбить этот мир. Если бы с четвёртой стороны не лежал мрачный серый город.
Он тоже пробуждается от сна, разминает затёкшие каменные лапы, лениво поднимает рогатую, поросшую неровными рядами телеантенн голову. Полупрозрачными серыми облачками уносится к облакам его ядовитое дыхание. Выхлопные газы, отработавшие в двигателях примитивных колёсных автомобилей; вырывающиеся из высоких кирпичных труб клубы чёрного дыма; тоненькие, почти вертикально тянущиеся вверх, струйки далёких пожаров.
До города далеко, но я прекрасно чувствую удушливую вонь горелой резины, плотную пыль жарких площадей, кружащее голову марево нагретого асфальта… тугое облако безнадёжности и отчаяния, тяжкий вал покорности, искрящиеся всполохи жажды богатства и власти, отточенные дуновения ненависти, стянутые в тугие пружины сгустки бессилия, редкие гаснущие искры ярости и почти незаметные переливы тайной мести.
Жестокий и беспощадный мир. Отвратительный, как все миры, виденные мной до него. И столь же жалкий, как те, что увидеть ещё предстоит. Они все похожи друг на друга, и если бы не было переходов и граней, едва ли можно было различить, где кончается один и начинается другой.
Солнце оторвалось от слегка неровного края убегающей вдаль степи и засияло в полную силу. Я неохотно поднимаюсь с камня и неспешно иду по дороге вниз, в город.
* * *
Приятная утренняя прохлада бесследно истаяла ещё до того, как я подошёл к первому зданию. Высокое, сложенное из одинаковых серых блоков, похожее на другие дома, как одна капля грязной воды походит на другие. Тускло отсвечивают вдаль стеклянные прямоугольники окон, уныло покосились входные двери подъездов, вяло шелестят припорошёнными пылью листьями низкие криво обрезанные кусты палисадов…
Унылое, серое, неуютное пространство. Здесь нет места мечте, вдохновению, радости, нет места жизни. Серое облако безнадёжности и покорности судьбе тяжёлой плотной подушкой придавило дом к земле.
Иногда внешняя и внутренняя суть вещей меняются местами, становясь удивительно похожими друг на друга. Серые стены, серые тротуары, серое небо над головой. Множество серых людей с пустыми глазами, спешащих по своим мелким делам. Удушливая пыль, редкие дуновения обжигающе-жаркого ветра, плавящийся асфальт мостовых. Серые коробки одинаковых зданий, уныло выстроившиеся кривыми рядами. Я иду по улицам, проспектам, бульварам, проходным дворам, площадям и трущобам. Я хочу прочувствовать этот мир сполна, прежде чем исполнить то, для чего я пришёл.
Хмурый перекрёсток со слепыми огнями светофоров гудит недовольством насквозь занятых людей. Широкий чёрный как сама ночь джип-чероки наполовину вошёл в бок пригородного автобуса. Не пристёгнутый водитель вылетел через лобовое стекло, и его ноги двумя палками торчат из развороченного борта наружу. На тротуаре рядом стоит помятая машина с небрежно намалёванным на боку красным крестом. Двое людей в белых балахонах пытаются сделать что-то с третьим, но тщетно: душу больше ничто не связывает с бренным телом. Хмурый служитель закона с пустыми, ничего не выражающими глазами «душевно» беседует с потным водителем автобуса – в джипе ехал кто-то слишком главный, чтобы ему можно было не уступить дорогу.
Я скольжу по нему безразличным взглядом и продолжаю свой путь.
Узкая улочка щеголяет глубокими ямами в потрескавшемся от времени асфальте. Прислонившиеся к стенам кучи мусора не помнят, когда их в последний раз убирали. Жадно разинувшая низкую пасть подворотня зияет чёрными провалами гнилых железных прутьев. Трое крепких человек в одинаковых кожаных куртках обчищают карманы четвёртого и лапают пятую. Ему сегодня повезло, надают пинков и отпустят домой, разве что с синяком под глазом. К девушке фортуна не столь благосклонна, и ей ещё придётся немного поработать. Она не сопротивляется. Мельком встречаясь с ней взглядом, я ощущаю касание ледяного ужаса, кристально-чистого понимания, и – вновь – безнадёжности и покорности судьбе. Она не попытается убежать, и не будет сопротивляться. Она постарается расслабиться и получить удовольствие, как её учили…