Взлёт без посадки
Шрифт:
В то время я не очень еще разбиралась во всех сложных перипетиях, происходящих на новом ТВ. Видимо, мне нужно глубже нырять в процесс осознания происходящего вокруг. Я увидела, что Бортнев пошёл в студию. Видимо, начинается запись программы «Звезда экрана». Естественно я быстро побежала пока не закрыли двери, и не появилась надпись «Тихо, идет запись». Вот, по-моему, единственный человек, который мудро не пытался участвовать ни в политических, ни в служебных представлениях. У него была своя отдельная жизнь и ИГРА, в которой он всегда был главным подарком и престидижитатором. Но он не манипулировал
В студии, на записи пилота новой программы Бортнев сидел среди десятка родственников и знакомых, приглашённых в качестве публики. На сцене стоял проповедник. Одет он был необычно – чёрный пиджак, свитер с белой стоечкой протестантского священника, а на голове иудейская кипа, в руках – чётки. За его спиной стояла ударная установка, колонки, динамики и синтезатор.
– И может, однажды, – вещал священник громко и возвышенно, – мы обретём понимание, что слова Спасителя, «несть не эллина, ни иудея», ни догмат новой веры, но отмена всех конфессий, всех границ меж людьми, каковые есть лишь сатанинские ухищрения и ничего больше. И это и есть подлинная вера, что лишь в ней и Бог един, и люди – равны.
За спиной священника появился ВИА, именно вокально-инструментальный ансамбль, этак года 1972 –го, жабо, манжеты, волосы той моды и запел. Причём, проповедник, взяв гитару, присоединился к остальной группе:
Средь картин и гардинДоживёшь до седин –Или наг и нищ,Не скопивши тыщ,И пусть мощна пуста,Зато душа – чиста,И не три перстаИ не два перстаИбо Он всё равно – один!Тут на первый план вышли дети – мальчик и девочка. Ансамбль, бросив инструменты, воздел руки и стал отхлопывать ритм ладошками, а дети в ритме речитативом:
Нет, не два пер-ста!И не три пер-ста!Пусть мош-на-пус-та!Зато ду-ша чис-та!Ты се-бе гос-по-дин!И-бо пон-нял, что Он О-дин!В зале все, кроме Бортнева, поднялись и тоже хлопали в такт.
У Бортнева зазвонил мобильный телефон, он, посмотрев определитель, поднёс телефон к уху.
– Ало, да пап, я не слышал. Что у тебя? – тихо спросил Костя. – Да заеду обязательно. А что врачи говорят? Ладно.
Он поднялся и вышел, решительно раздвигая хлопавших счастливых людей, которые продолжали скандировать:
Пусть мош-на пус-та!
Зато ду-ша чис-та!
На телевизионной лестнице, в клубах дыма, как на светском рауте все проходящие чинно раскланивались. Туда же прибежал взмыленный проповедник:
– Ну, – спросил, он нервно закуривая.
– Эфир дают? – спросил Костя, со знанием дела. – Как часто? Учти, реже двух раз в месяц – бессмысленно. Не будет рейтинга.
– Да подожди ты, видишь, только пилот снимаем! Мысли есть? – нервничал Рома-проповедник.
– Вот что, – отбросил папиросу Костя. – Рано подаёшь финал. Не говори свой текст на фоне инструментов. Все сразу ждут песен. А это ж ударное место! Возьми какой-нибудь задник на складе, скажем, звёздное небо, ну, что найдёшь, и закрой. А потом, ба-бах!
– Точно – согласился проповедник. – Что значит опыт…!
Я обратила внимание, что неподалёку от Бортнева и Ромы стоит Голубева и явно чего ждёт.
– Константин, – обратилась смущённо она к Бортневу.
– Да, слушаю внимательно, восходящую звезду, – раскланялся и поцеловал руку Ирине.
– Не могли бы вы пойти в рекламный отдел и послушать то, что они мне предлагают, то, что они хотят из меня сделать. По дороге я вам расскажу, что уже Митя придумал, – просительно заглядывая в лицо Бортнева, попросила Голубева.
– О, Митя – большой фантазёр. Интересно, что за феерическую историю придумал этот утопист. Пошли, пообщаемся с желторотыми птенцами и их мыслями, – Костя почти вприпрыжку направился к рекламщикам.
– «Реклама – двигатель прогресса» – сказал Бортнев вместо приветствия. – Извините за банальность. Ирина по дороге к вам поведала мне «потрясающую» историю. Очень захотелось услышать продолжение. Не возражаете. Может, и я чему научусь, а то всё старые идеи. Надо ж двигаться вперёд, – с «серьезным» видом сказал Бортнев и сел рядом с Игорем Сергеевичем.
Ребята были несколько растеряны, но отказать Бортневу не решились.
– Так я продолжу, – настойчиво сказал Митя. – Штампы – почему-то имеют успех у почтенной публики. Мне ли вас учить…. В общем, однажды у автомата с газированной водой поймал нашу сиротку за руку красивый мужчина в лётной куртке, но не позвал милицию, а повёл к себе. Выбросив билет в Ялту, куда ехал лечиться после ранения…
– Подожди, дорогой, – остановил летящего Митю Бортнев, – в Ялте вокзала нет. Читай Набокова…
Митя внимательно посмотрел на карту, висевшую на стене.
– Разумеется, в Симферополь… короче, звали его Серёжа, был он военный лётчик. Прожили вы с ним пять лет. Счастья не занимать. Но ушёл однажды Серёжа, да так и не вернулся.
– Ты оказывается сказочник, Митя, – вытирая глаза то ли от смеха, то ли от слёз Костя.
– А, по-моему, съе-е-едобно, – не согласился И.С. – Продолжай свое повествование. Мне даже интересно, чем всё закончится.
– Афган, – догадался Бортнев.
– Сбили под Кандагаром, – вздохнул Митя.
Было очень смешно смотреть, как рассказчик переживает свою придумку.
– Секретное задание… Короче, из казённой квартиры тебя тут же в шею, благо не жена. Поскиталась ты по родной земле, пока не встретился тебе хороший человек.
– Это – я, – гордо выпятил грудь И.С.
– И что? – спросила Ирина.
– А то, красивая моя, что если заказчик (Митя указал на И.С.) не против, тогда со следующей недели эта ахинея – твоя судьба.
– И ходить ты будешь в сарафане и кокошнике. Хотя на ТВ этим никого не удивишь, – подмигнул Ирине Костя. – Удачи вам друзья. Он встал и быстро вышел из комнаты.