Взлет и падение короля-дракона
Шрифт:
— Очень хорошо, Ваше Всеведение. Как вы хотите, Ваше Всеведение. Я проинструктирую жрецов Адаркина и Улидмана получше распросить своих оракулов. Они не узнали правильное имя своего демиурга, и пускай они точно убедятся в его мужественности… или женственности… прежде чем начнут молиться ему или строить храмы. Этого достаточно, Ваше Всеведение?
Энвер был образцом усидчивости и честности, и практически полностью лишен чувства юмора. Но бог, который хорошо помнит все совершенные им ошибки, должен быть терпим к слабостям своих помошников — или жить в полном одиночестве.
— Этого должно хватить, дорогой Энвер. Обязано хватить.
Внимание Хаману опять начало бродить по совсем другим дорогам еще до того, как Энвер произнес первые три слога следующей заметки из своего длинного свитка. Между наводнением и приготовлениями к войне, большую часть этой пятой части года он не обращал внимания на своих любимцев. Они выжили, конечно — большинство из них. Когда он не жил их жизнью, они жили сами, точно так же, как тогда, когда он еще не вплел свое любопытство в их существование. Забросив свою Невидимую сеть, Хаману коснулся их всех, одного за другим. Нищий умер. Аристократ неумно переел и страдает от последствий в самом темном и грязном уголке своего роскошного дома. Лорд Урсос наслаждается незванным гостем. У дочки Киссы режется еще один зуб. Ноери сын Ноери усыновил своего нищего и поставил его работать за прилавок своей булочной.
Монотонный рассказ Энвера плавно перешел от религии к беженцам; этот предмет не возбудил любопытства Хаману и не требовал его внимания. Хотя Королю-Льву было приятно думать, что страдающие граждане Раама, Драя и даже далекого Балика выбрали Урик своим убежищем, его темплары привыкли иметь дело с незнакомцами. Границы Урика, конечно, официальны были закрыты для всех, но Хаману вполне доверял своим желторубашечникам; они точно знают как, где и против кого применять этот закон.
Он опять вернулся к своим любимцам, пока еще одно небрежно сказанное слово не зацепило его пустое ухо: стрелы. Мастера по изготовлению луков из Кело повздорили с мясниками из Кодеша из-за цены на перья для тысячи луков, которые заказало военное бюро.
— Скажи мясникам, чтобы они продали свои проклятые перья по стандартной цене, или их наследники дадут их в пода…
О Могущественный Хаману! Король-Лев, Лорд и Властелин Мира, услышь меня!
Отдаленное эхо многих голосов проникло в сознание Хаману.
Его сознание заскользило обратно, вдоль серебряной нити, протянувшейся через нижний мир, к источнику вызова.
Оружие! Мне нужно непобедимое оружие и землетрясение.
Серость пронзили жгучие иголки, и когда Хаману открыл свои зеленовато-желтые глаза над отчаявшимся темпларом, его зрение было испещрено пылающими цветами. Поблизости была могучая магия — чужая магия.
О Могущественный Хаману! Даруй мне непобедимое оружие и землетрясение.
Прищурившись из-за излишка магии, Хаману вгляделся в хаос и кровопролитие на земле: на полную когорту его темпларов набросились какие-то бандиты, и очень много. Нет, не бандиты. Мгновенный анализ показал, что это хорошо вооруженные и отлично обученные воины, переодетые бандитами. В середине еще сражавщегося, но уже почти побежденного отряда Урикитов стоял военный, мужчина-человек, охваченный паникой, по его щекам текли слезы, руки с медным медальоном были подняты к небу. В третий раз он воззвал к Королю-Льву.
О Могущественный Хаману! Даруй мне непобедимое оружие и землетрясение, иначе я умру!
Мудрая просьба — по своему. Землятресение — если бы Хаману действительно решил бы использовать заклинание и заставил бы землю пойти волнами — могло поглотить всех, кто был на поле боя, друзей и врагов без разбора, за исключением того темплара, у которого было бы непобедимое оружие. Хотя жертвы неизбежны в битве, Король-Лев Урика не имел привычки вознаграждать командиров, которые спасали себя и бросали на произвол судьбы других темпларов меньших рангов и наемников, которыми руководили. Он уже решил вызвать землетрясение не давая непобедимого оружия — и насладиться смертью этого жалкого командира — но тут же ощутил колебания нижнего мира, которые не пропустили бы вообще никакое заклинание, которое он мог даровать.
На Атхасе было очень мало псиоников способных вызвать в нижнем мире настолько сильные колебания, что Доблестные Воины не смогли бы связаться со своими темпларами. Конечно, в этой маленькой группе были сами Доблестные Воины. Хаману знал особенности заклинаний каждого из них.
Иненек, Невидимый ветер унес имя врага. Это ее след он почувствовал в нижнем мире, это ее переодетые темплары Галга напали на его. Стирательница-Огров.
Внезапно колебания прекратились, заменившись страстным голосом, полным обольщения и, хотя Иненек постаралась скрыть это, ненавистью. Однажды ты провел меня, Ману, больше этого не будет. Раджаат выбрал тебя за твою силу, а не за ум. Ты никогда не был умен, Ману, хотя ты считаешь себя мудрецом. Сдавайся, и Урик выживет.
По нижнему миру со скоростью ветра пронесся визжащий кулак, удар которого мог бы сравнять с землей гору щебня.
Твои обещания пусты как твои угрозы, Иненек, ответил Хаману, с хохотом отражая ее атаку.
Иненек всегда была черезчур уязвима к насмешкам. Нижний мир осветился бесполезным ударом молнии; она так и не научилась контролировать свой темперамент. Хаману легко отразил молнии, как мгновение назад развеял визжащий кулак. Иненек — Оба из Галга, так она называла себя сейчас — была, бесспорно, самой слабой среди Доблестных Воинов. Как она ухитрялась уничтожать огров, было загадкой, для решения которой Хаману так и не нашел времени. Он подозревал, что она переодевалась в женщину-огра и всаживала ножь в сердце любому мужчине-огру, после того, как завлекала его в свою кровать.
Стирательница-Огров не могла повредить ему, но его темплары были обречены, если он не вмешается. Со все еще пылающими глазами Хаману повернулся к Энверу, который даже не подозревал ни о чем плохом вплоть до этого мгновения.
— Я вернусь, очень скоро. — Он успел поймать потрясенный взгляд расширившихся глаз дварфа, потом разрезал воздух на крыше когтем и вошел в Серость.
Из Урика Хаману вышел черноволосым человеком. На поле битвы он возник Львом Урика, с черной гривой, выше и сильнее, чем любой великаныш, и намного более смертельный. В его правой руке сиял золотой меч. Несколько воинов с оружием в руках бросились на него. Он рассек их оружие, вместе с ними. Хаману владел своим волшебным мечом с мастерством, отточенным многими годами практики, каждый его удар был смертелен, враги валились один за другим.
Хаману не старался защитить свою спину и даже не отбивал удары, сыпавшиеся на него. Лев из Урика был иллюзией, очередной личиной, скрывающей его настоящую форму. Спокойный и внимательный наблюдатель — если бы такой мог быть на поле боя — заметил бы разрыв во времени, между моментом, когда металлическое оружие проходило через эфемерную внешнюю форму Льва и тем мгновением, когда оно разлеталось на куски, ударившись о невидимое тело дракона. Оружие сделанное из дерева или костей ждала другая судьба: оно сгорало в недолго живущих языках пламени, наталкиваясь на внутреннюю ауру.