Взлетная полоса
Шрифт:
— Доложите Алексею Кузьмичу, что я прибыл, — попросил Кулешов.
— Маршал сказал, чтобы ровно в шестнадцать заходили без доклада.
— Понятно, — недовольно буркнул Кулешов и сел на диван. Достал сигару. Оторвал у нее кончик и прикурил. «Мог бы к инженеру зайти вместе со мной, — подумал он об Ачкасове. — Все-таки что-нибудь стало бы известно. А так, с ходу, хуже нет…»
Без трех минут в приемной появился Ачкасов. Протянул Кулешову руку и, открывая дверь кабинета, сказал:
— А мы с Главным думали, что ты задерживаешься…
— Извините, пожалуйста. Я прибыл без четверти, — доложил Кулешов.
— А почему же не зашел?
— Сами знаете, незваный гость…
— Это ты-то незваный? — усмехнулся Ачкасов. — Придумает же такое…
Маршал сидел за своим рабочим столом и что-то писал. Но, увидев генералов, отложил ручку, встал и, приветливо улыбаясь, пошел им навстречу. Сколько бы раз Кулешову ни доводилось встречаться с ним, он всегда пытался припомнить, каким же в конце сороковых годов маршал был слушателем академии. Кулешов тогда уже работал в КБ. Но окончательно с преподавательской работой еще не порвал и изредка читал лекции специального курса в академии. Тогда оба они были полковниками. В те годы полковников в академии было немного. И Кулешов, казалось, должен был бы его запомнить. Но он не запомнил. Он хорошо знал и помнил многих генералов. Но генералы со временем куда-то разъехались, и он почти всех их потерял из виду. А вот этот полковник стал маршалом…
Предложив генералам место за столом, маршал сел напротив них.
— Помните, профессор, — начал он разговор безо всяких предисловий, обращаясь к Кулешову, — кажется, совсем недавно вы учили нас, что на самолете-бомбардировщике установлено две тысячи электронных узлов и деталей? А сегодня их там уже десятки тысяч. А через годик-другой наверняка и еще больше будет.
— Идет к этому дело, товарищ маршал, — согласился Кулешов.
— А всех задач все равно они не решат, хотя их с каждым годом все прибавляется и прибавляется, — невесело усмехнулся маршал. — А потому, что выдвигает их сама жизнь. Перевалили наши самолеты за два «м», прижались к земле — и сразу потерял летчик цель. Не успевает он ее разглядеть даже днем при ясной погоде. А ему надо уметь выполнять боевую задачу в любое время суток, при любых метеоусловиях — в дождь, в туман, в метель. И никогда еще эта задача не была столь актуальна, как сейчас. Вот почему командование ВВС обратилась к вам. Мы познакомились с вашей «Совой». Прибор интересный. Поздравляю вас, Александр Петрович. Знаем, что вы делали его для сухопутчиков. Но что-то примерно такое нужно и нам.
— Я так понимаю, товарищ маршал, что один прибор никак этой проблемы не решит, — ответил Кулешов. — Думать придется о целой системе.
— Очевидно. И системе очень сложной, — согласился маршал. — Но думать надо уже сейчас. Время пришло.
— А я не исключаю даже комплексного варианта успешного решения задачи, — заметил Ачкасов. — Совершенно бесспорно, что над этой проблемой будут работать и в конструкторских бюро, и в научно-исследовательских институтах, и даже на инженерных кафедрах академий. И именно как результат совместных усилий представляется мне рождение такой системы.
— Конечно совместных, — поддержал его маршал. — И мы сейчас даже не будем пытаться намечать какие-то конкретные пути или принципы ее создания. Но нам хотелось бы, уважаемый Александр Петрович, чтобы вы знали о наших нуждах, чтобы ваша конструкторская мысль работала в их направлении. Я ведь не зря вспомнил о вашей «Сове». Мы, конечно, будем совершенствовать и уже существующие системы. И уже сейчас проводим некоторые эксперименты у себя. Но очень надеемся и на вас. Надо расширить собственные возможности летчика, сделать их такими, чтобы он мог видеть землю ночью и в туман так же ясно, как видит днем. А ваша «Сова», профессор, уже во многом решила эту проблему.
Кулешов поблагодарил за доверие. Однако предупредил, что сможет начать работу не раньше, чем в новом году. И то, естественно, если эта новая тема будет утверждена для КБ.
— Об этом вы не беспокойтесь. Утверждена будет, — заверил его маршал. — Задача эта большой государственной важности. Она, если хотите, имеет не только оборонное, но и народнохозяйственное значение. Вспомните, сколько недовыполняет заданий наш гражданский воздушный флот из-за неустойчивости погоды, из-за ее капризов? В переводе на деньги по стране сумма оборачивается десятками миллионов рублей.
— Можете не сомневаться, мы не пожалеем усилий, — ответил Кулешов, давая понять и маршалу, и Ачкасову, что он свою задачу понял, цель для него ясна.
— Рад был вас повидать, — как и обычно, этим добрым приветствием закончил беседу маршал.
Он пожал Кулешову руку и проводил его до дверей кабинета. Кулешову это было особенно приятно, и он невольно подумал о том, что, значит, чего-то еще стоит, если с ним не только советуются, но и так вот подчеркнуто обходительны.
Следом за ним в приемную вышел и Ачкасов.
— В КБ? — спросил он.
Кулешов достал из кармана массивные золотые часы, полученные в подарок от отца, с которыми не расставался никогда в жизни, открыл крышку, заглянул на стрелки, ответил:
— Конечно. Быстро закончили.
— Поедем со мной. Проводи меня, а свою машину пошли следом, — предложил Ачкасов.
— С удовольствием, — согласился Кулешов.
Они поехали вдоль улицы, и, когда свернули в переулок, Ачкасов спросил:
— Ну так как? По душе тебе это?
Кулешов никогда не спешил отвечать на такие вопросы. Это было не в его правилах — слишком открыто высказывать готовность или, наоборот, прямо расписываться в беспомощности. В разговоре с начальством, а имея дело с Ачкасовым, он об этом не забывал никогда, предпочитал выражать свои чувства умеренно.
— Работа может оказаться очень интересной, — ответил он в своей обычной манере.
— И сейчас уже она крайне важна. Пойми меня правильно, в самом лучшем смысле она может стать твоей лебединой песней.
— Я неожиданно тоже почему-то об этом подумал, — признался Кулешов.
— Почему неожиданно? Разве мы с тобой вечны?
— На этот счет не заблуждаюсь. Знаю, в новый век сам не войду. Разве на коляске ввезут. Но пока еще силы есть.
— Н-да… Время быстро пролетело! — задумался Ачкасов. — А впрочем, я вот всю жизнь спешил, часы экономил, считал минуты. И всю жизнь садился, если так можно выразиться, на отходящие поезда. Спешил, а за жизнью не успевал. Теперь думаю: может, один-другой пропустить надо было?
— И что было бы? — пытливо взглянул на Ачкасова Кулешов.
— Пропустил — и стал бы жить в другом темпе. Перестал бы следить за временем.
— Пустое, Владимир Георгиевич, — простодушно ответил Кулешов, подумав про себя: «Я-то этот маршальский поезд не пропущу. Такие предложения не часто бывают». — Не только от вас это зависело. Да и долго ли вы с вашим характером в том, другом, темпе прожили бы?
— Не знаю…
Машина уже подъезжала к высокому зданию, в котором работал Ачкасов, и Кулешов решил заговорить о делах практических и насущных.