Взлетная полоса

Беляев Александр Павлович

Ачкасов сел в машину.

— Наконец-то, Владимир Георгиевич, давно пора выздоравливать, — поприветствовал его водитель.

— Да. Некстати разболелся, не вовремя получилось, — словно оправдываясь, ответил Ачкасов. — Но, кажется, все обошлось.

— В министерство?

— Нет. Поедемте на стройку к Кулешову. Помните, в новый район?

— Куда осенью ездили?

Ачкасов утвердительно кивнул и закашлялся. Кашель был тяжелый, глухой. Генерал сразу вспотел.

— Вот вам и «обошлось», — укоризненно проговорил водитель и завел двигатель. — Вы уж, пожалуйста, ветровое стекло-то не открывайте.

Новенькая черная «Волга» плавно тронулась с места и, быстро набирая

скорость, покатила по мокрой мостовой. Из-под ее колес то и дело взметались веером брызги. Ехали долго. Особенно по новому, только еще застраивающемуся району. Несколько раз попадали в тупики, без конца объезжали заваленные строительным мусором переулки. Грязи было кругом ужасно много. Но она почему-то не вызывала негодования, а воспринималась естественно и просто, как должное. По земле уверенно шагала весна.

Новое КБ нашли по стоявшим возле его подъезда легковым машинам. Подъехали и встали рядом. И тотчас же из-за массивной дубовой двери появился Кулешов, а следом за ним еще несколько человек. Александр Петрович, как всегда, при виде высшего начальства был расторопен, подвижен, энергичен. Он легко сбежал по ступенькам широкой лестницы навстречу Ачкасову, отдал честь, протянул ему сразу две руки.

— Здравия желаю, Владимир Георгиевич. Рад видеть. Долго искали? — осведомился он.

— Нашли быстро. Дорогу долго выбирали, — ответил Ачкасов. — Я смотрю, скоро новоселье?

Они зашли в подъезд. В здании уже заканчивались отделочные работы. Новый корпус, наполовину сделанный из стекла, просвечивался солнцем почти насквозь. Наладчики как раз опробовали установленные в комнатах кондиционеры, и температура воздуха в кабинетах, коридорах и даже на лестницах была очень приятной. Лифты везде уже работали. Ачкасов побывал на всех пяти этажах. Помещение ему понравилось. Планировка его была хорошо продумана, стены выкрашены в мягкие, не утомляющие зрение тона.

— Надеюсь, дорогой Александр Петрович, жаловаться на тесноту больше не станете? — осматривая будущий кабинет Кулешова, спросил Ачкасов.

— На тесноту — нет.

— А на что же станете? — сразу насторожился Ачкасов.

— У нас, ведь знаете, голову вытащишь, хвост увязнет: — неопределенно ответил Кулешов.

— Что-то я вас не совсем понимаю, — признался Ачкасов. — Болел, должно быть, долго.

Кулешов жестом выпроводил из помещения всех сопровождающих и закрыл за ними дверь.

— Если и дальше с кадрами так дело пойдет, то к осени мне и в старом здании просторно будет. Можно и не переезжать, уважаемый Владимир Георгиевич, — объяснил он причину.

— Вот вы о чем.

— Именно об этом. За один года из КБ ушел ведущий инженер, два начальника групп, заместитель ведущего конструктора. А на их место я до сих пор никого не взял.

— А вы берите.

— Где прикажете?

— Сразу и я вам не скажу, Александр Петрович.

— И не сразу не скажете. А эти начальники и ведущие, между прочим, у меня выросли. И кому-кому, а мне очень хорошо известно, каких трудов и затрат это стоит, чтобы я поверил, будто кто-то мне эту утрату возместит.

— Александр Петрович, увольнение в запас проводится по новому закону. И вы это знаете не хуже меня, — заметил Ачкасов.

— Конечно, — не стал возражать Кулешов. Но жалко, что от нас уходят большие специалисты. Вот, пожалуйста, полковник-инженер Вольский. Не успел от меня уйти, как ему тут же предложили кафедру в машиностроительном институте, и он немедленно ее возглавил. Значит, там он может работать, а у меня нет!

То, о чем говорил Кулешов, Ачкасову и самому было отлично известно. Ему, как начальнику, много лет отвечающему за

работу целого ряда конструкторских бюро, действительно приходилось увольнять в запас высококвалифицированных военных специалистов. Но если при этом Ачкасов находил для своих действий оправдание в таком понятии, как омолаживание ученых кадров, то для Кулешова это понятие не имело ровно никакого значения. Он смотрел на все исключительно практически. От него и от КБ, которым он руководил, требовали конкретных дел. Ему давали конкретные задания и, в общем-то, до сих пор мало интересовались тем, каким путем он их выполнял. Лишь бы задание было выполнено качественно и в заданный срок. Все остальное: методы работы, использование внутренних резервов и многое другое — лежало на совести Главного конструктора и для всех посторонних, в том числе и для руководства, именовалось стилем работы, который непременно должен быть присущ каждому отдельному творческому коллективу. Был он и в кулешовском КБ. Главным в этом стиле было исключительное знание возможностей и способностей своих подчиненных. Неведомое в науке и технике каждый штурмовал по-своему. Но опора при этом всегда была на тех людей, которым бесконечно доверял уже многие годы, с которыми сработался, как деталь отлично отлаженного механизма. Люди — специалисты высшей квалификации; он вырастил их в помощь себе. И вдруг этих людей у него отняли:.

Эту обиду Кулешова Ачкасов понимал хорошо. По каким-то особым каналам она доходила и до него. Но он, в силу своего положения, в силу того, что стоял от решения практических задач гораздо дальше, чем Александр Петрович, имел возможность видеть и ту рациональную сторону этого закона, ради которой, собственно, он и был принят.

— Вольского жаль. Голова была светлая. Сколько лет он проработал у вас? — спросил после некоторого раздумья Ачкасов.

— Пришел сразу после войны. Начал младшим сотрудником. А стал профессором, дважды лауреатом: заслуженным деятелем науки и техники:

— В какой-то мере вы сами виноваты, Александр Петрович, что ему не дали послужить еще год-другой:

— Это как же прикажете вас понимать?

— Очень просто. Сколько раз я вам говорил: пишите, просите, доказывайте. Может быть, что-нибудь и решилось бы.

— Я писал. Бочкарева оставили. Спасибо. За дело спасибо. Но обо всех-то я писать не могу! Совесть, в конце концов, надо иметь!

Ачкасов беспомощно развел руками:

— Что же вы от меня хотите?

— Да, конечно, ничего, — нахмурился сразу Кулешов. — Поплакаться, как говорится, по старой дружбе. Вот и все.

— Ну а мебель сюда из старого кабинета повезете? — изменив тему разговора, улыбнувшись, спросил Ачкасов.

— Это уж непременно. И чтобы там ни говорили, расставлена она будет в том же порядке, — немного смягчился Кулешов.

Они прошли по помещению дальше. Осмотрели будущую столовую, хранилище документации и литературы. Из окон хранилища виднелся небольшой сад фруктовых деревьев, оставшийся после того, как снесли старые дома. Ачкасов долго смотрел на голые деревца, на сетки, заботливо прикрывающие их стволы. Заметил:

— Со временем соберете богатый урожай.

— Да. — уверенно согласился Кулешов. — Начальнику СМУ я так и сказал: изуродуешь хоть одну яблоню — голову снесу. Подействовало. Прежде чем стройку начинать, он их сеткой прикрыл.

— А я решил, что это старых хозяев рук дело! — рассмеялся Ачкасов.

— Нет. Наша забота.

Ачкасов присел на подоконник.

— Ну хорошо. А как продвигается работа над приборами? — задал он наконец вопрос, которого Кулешов ждал с первой минуты их сегодняшней встречи. Ждал и был готов к ответу.