Взмах ножа (сборник)
Шрифт:
Сутенер объяснил ей, как добраться. Сначала надо ехать на поезде, а затем взять такси. Все будет как обычно, пока не подойдет время уезжать. Он откажется отпустить Мари и будет говорить, что задержит ее против воли на неопределенное время. Мари должна подготовиться к такому сюжету. Джордж Вэнг считал, что сначала она должна изобразить вызывающее поведение, а затем всепоглощающий страх.
— Тебе действительно придется все это проделывать? — удивился Мудроу.
— Я в этом деле большой мастак. Даю людям возможность фантазировать.
— Ты, наверное,
— Да, здесь больше игры, чем секса, — ответила Мари.
— Это точно.
— Именно за это они платят.
— Ты, наверное, хорошо это делаешь. Мне кажется, ты нам сможешь помочь.
— Да. — Мари именно на это и надеялась, но делала вид, что ей все уже надоело. — Слушайте, вы получили адрес. Я вам больше ничего не должна!
— Ты мне ничего не должна была с самого начала, — ответил Мудроу.
— Хорошо, говорите, что вам нужно, — быстро сказала Мари.
— Ты еще должна сделать так, чтобы Марек разговорился и рассказал тебе, почему он смотался из Нью-Йорка, а также о том доме в Куинсе. Как думаешь, у тебя получится?
Не отвечая на вопрос, Мари села на кровать.
— Он собирается держать меня под арестом, — произнесла она больше для себя, чем для Мудроу. — Он предлагает деньги Вэнгу, как будто я машина, которую он берет напрокат. — Она немного помолчала, вспоминая руки Ножовски на своем теле, выдох облечения, когда он проникал в нее, жест, которым отпускал Мари после того, как заплатил. — Почему бы и нет, — сказала она, пристально глядя на Мудроу. — Вы хотите, чтобы я спрятала магнитофон?
— Всего лишь передатчик, — сказал Мудроу. — Мы будем записывать в машине. Если попадешь в беду, то мы тут же появимся. Ты должна раздеваться? Ты можешь что-нибудь спрятать в одежде?
— Он никогда не дотрагивается до моей груди. Я не знаю почему, но он никогда этого не делает. А какого размера ваш передатчик?
— Не больше спичечной коробки.
Мари кивнула.
— Я сделаю это.
— Мне надо, чтобы ты осталась со мной сегодня вечером. Только не пойми меня превратно. Я должен быть уверен, что ты не предупредишь Ножовски. К тому же надо обсудить, что именно ты будешь делать.
— Вообще-то сегодня я должна работать еще с одним клиентом, но придется отменить встречу. — Мари улыбнулась. — У меня в запасе всегда есть единственно легальный предлог женщины. Извините, я на минуточку. — Она заставила себя не спеша направиться в ванную, медленно закрыла за собой дверь и заперлась. Ее сердце громко стучало. Она дотянулась до туалетного бачка и вытащила «смит-и-вессон», который был приклеен скотчем к его обратной стороне. Пистолет 38-го калибра с двухдюймовым дулом и весом в четырнадцать унций прекрасно помещался в ее сумочке. Мужчина, который дал ей это оружие, был полицейским на пенсии. Его фантазия состояла в том, что он должен был подвергаться насилию и требовал, чтобы пистолет всегда был заряжен. Полицейский в конце концов пропал, как это частенько бывало с клиентами, а пистолет остался у Мари. Сидя на краешке ванной и вспоминая Извращенца, она поняла зачем.
Когда Мудроу и Мари ехали в Бруклин к Джиму Тиллею, они услышали по радио сообщение о гибели Уильяма Хольтца. Когда Хольтца перевозили из его офиса в патрульной машине, он пытался сбежать и оказался под колесами автобуса «М-101». Этот случай, достаточно странный, сам по себе казался еще более подозрительным в связи с обвинениями, предъявленными Хольтцу. Официальный представитель нью-йоркской полиции заявил, что с Хольтцем обращались в соответствии с установленными правилами. В полицейской машине он находился в наручниках, и конвоиры были застигнуты врасплох.
— Это связано с Мареком? — спросила Мари.
— Да, — ответил Мудроу. — Он был юристом Ножовски.
— Это означает, что наша операция — последняя ставка в этой игре?
— Именно так.
— Марек узнает, что именно я выдала его?
— Не беспокойся об этом. Как только мы его возьмем, он уже будет не опасен.
— Но он будет знать, что это я, не так ли?
— Да. Он будет знать.
— Хорошо. Именно это мне и нравится.
Глава 35
Тридцатое апреля
Марек Ножовски сидел на кухне маленького летнего домика, принадлежавшего его бывшему консультанту Уильяму Хольтцу, и пристально смотрел в просвет между светло-желтыми занавесками на холодный весенний день. По тому, как выглядел маленький дворик, переходивший в лес, нельзя было сказать, что уже началась весна. Ничто не напоминало ту ласкающую взор картину, которая вчера так подействовала на Мари Портер. Здесь, на северо-западе, холодные дни обычно стояли до середины мая. Правда, зацвели несколько гиацинтов, но они были маленькие, редкие и жались к земле. Их аромат поглощался стелющимся туманом и никак не хотел рассеиваться.
Но Марек Ножовски не обращал внимания на погоду. Он праздновал смерть Уильяма Хольтца. Меньше часа назад Ножовски разговаривал с личным секретарем юриста. Подробностей он узнал немного, но они уже не имели значения. Погиб последний человек, который мог его выдать. Ножовски сам хотел устранить Хольтца так же, как Бленкса (и получить от этого не меньшее удовольствие), но в игру вступил сам рок и сделал за него эту часть работы. Самоубийство Хольтца казалось чудом. Марек чувствовал себя ребенком, который проснулся и обнаружил, что его школьный соперник и враг, которого он так ненавидел, переехал жить в другой штат.
Через несколько дней он вернется к себе домой, на Бруклинские холмы. Официальные власти вскоре выяснят, что Марек Ножовски имеет отношение к «Джексон Армз» и двум другим прилегающим к нему зданиям. Хольтц умер, и Мареку придется самому заявить о себе в управлении. Но при этом он пожмет плечами и скажет:
— Я доверял Хольтцу…
Марек представлял себе эту сцену. Беседа со следователями будет происходить в кабинете его юриста (нового юриста). Марека с подозрением спросят:
— Вы что, не хотели сами заниматься своей собственностью?