Взмах ножа
Шрифт:
Бредли и Хиггинс были своего рода связующим звеном между всеми подпольными организациями и обязаны были докладывать об их деятельности. На этот раз рядовой доклад вылился в изнурительный трехчасовой допрос с изучением всех полученных улик и экспертизы патологоанатомов. Поиски обычно принятым в таких случаях методом — сбор данных через информаторов — оказались безрезультатными. «Американская красная армия» выглядела неуязвимой.
— Это похоже на случайное убийство, — сказала Леонора, когда они выходили на улицу. — Немотивированное убийство. Во всяком случае, связи между убийцей и жертвой мы не обнаруживаем.
— Плохое дело, —
— Возможно. Но если это произойдет, то не сейчас. Если это действительно дело рук Музафера, то с тем оружием, которым он обладает, можно устроить настоящий фейерверк.
Бредли пожал плечами.
— Это все, конечно, так, но нам приходится работать с тем, с чем приходится. Мы же не можем прочесать каждую улицу. Кто нам даст людей?
Они вошли в ресторан на Куинс-бульваре, сели в углу и заказали бутерброды, жареную картошку и газировку.
Официант внимательно записывал.
— Жареную картошку? — переспросил он, переводя взгляд с Леоноры на Бредли.
Джордж, раздраженный тем, что его отвлекли от размышлений, съязвил:
— А что, с картошкой проблемы?
— Случается.
Леонора фыркнула:
— Какие, например?
— Дело в том, что для фритюра мы используем замороженный картофель. — Официант поднял палец. — А салат делаем из свежего картофеля. Вы не представляете, как это вкусно.
— Нам жареную, — весело сказала Леонора.
— Жареную, — подтвердил Бредли.
Официант удалился, и агенты вернулись к разговору.
— Нам остаются две вещи, — продолжал Джордж. — Первое — достать фотографии Музафера. Те, что у нас есть, наверняка устарели, даже если с его физиономией ничего не случилось. Мы разошлем их по полицейским участкам и будем надеяться на лучшее. Кроме того, стоит прижать парикмахера, который доставил им кубинское оружие. Как там его — Родригес? Нет, Рамирес. Даже если он ничего не знает, пусть поработает на нас. Есть вероятность, что они еще раз обратятся к нему, если Музаферу снова понадобится оружие.
— Ты хочешь сказать, после того как он израсходует все, что у него есть сейчас? Мы к тому времени будем разыскивать машины, угнанные в Индиане.
Официант вернулся и расставил тарелки. Колбаса на бутербродах была явно не первой свежести, с куска хлеба свисал какой-то жир, все это было заметно невооруженным глазом, но агенты воздержались от претензий. Они молча ждали, пока официант удалится.
— И вот еще что, — сказал Бредли, — кажется, пора опять повидаться с тем сержантом — Мудроу.
Леонора нахмурилась.
— Я хотела бы обойтись без этого свидания. Разве капитан не свяжется с нами, если они там что-то разузнают?
— Допускаю, что он знает больше, чем говорит капитану.
— Это не значит, что он расколется у нас.
Бредли вздохнул, потирая глаза.
— Я понимаю, что это бессмысленно, но я просто не знаю, что мы еще можем сейчас сделать.
Рита Меленжик была женщиной высокого роста, широкой в кости — чешка, из крестьянской семьи, — и даже ей не удавалось обхватить Мудроу руками. Иногда во время секса Рите казалось, что он раздавит ее своим корпусом, и она одновременно испытывала страх и чувствовала себя в безопасности. У нее было два мужа и десяток любовников, которые внушили ей боязнь одиночества и уверенность в том, что в любой момент ее могут оскорбить. Не то чтобы она считала себя святой: охотно соглашалась, когда ей пеняли на недостатки, отчетливо сознавая, что любой мужчина когда-нибудь все равно исчезнет из ее жизни, и не сомневалась, что и Мудроу в один прекрасный день сделает то же самое.
Рита без усилий могла себе представить, что однажды вернется домой с каким-нибудь молодым рабочим или подвыпившим копом. Бывало, что она приводила их к себе, терпела их неуклюжее ухаживание и не слишком вдохновенный секс, если до него вообще доходило дело.
Но, несмотря на все страхи, она все чаще ловила себя на том, что думает о Мудроу. Иногда Рита даже спрашивала себя, уж не влюбилась ли она, и размышляла о причинах. Он никогда ни в чем не упрекал. Если она грубила ему — а такое случалось, он делал вид, что не замечает. И был забавным, когда напивался. Забавным и совершенно безумным. В квартале, где он жил, старухи считали его добрым ангелом правосудия и останавливали на улице, чтобы он развеял чьи-то злые чары. Но всего этого было недостаточно, чтобы объяснить глубину ее к нему привязанности, истинные мотивы душевной близости двух людей, которых все считали сильными и уверенными в себе. Каждый из них знал, что друг от друга они независимы, и никогда не говорил вслух о перспективе своих отношений. Рита старалась не думать о том дне, когда ей суждено будет снова проснуться одной.
Мудроу смотрел на это по-другому. Он внушил себе, что ему на все плевать, и когда их отношения зайдут в тупик и ему придется расстаться с Ритой, жизнь на этом не остановится, и он будет работать, как работал прежде, как будто ничего и не случилось, и так до самой пенсии. Одиночества он не боялся. Он даже любил его, потому что-само по себе оно тоже было образом жизни, и этот образ ему нравился. Чего действительно боялся Мудроу, так это пенсии, которая для него была символом конца жизни. За ней — только пьянство и угасание. Именно это когда-то произошло с его отцом и дядьями.
Мудроу никогда не был женат, часто менял любовниц, не менее опытных, чем Рита Меленжик. Иногда они бросали его, иногда он бросал их. Больше двух лет с одной женщиной он не выдерживал. Мудроу жил только работой — она была ему и другом и врагом. Управление полиции, седьмой участок — это огромная семья с интригами, завистью, дружбой, взаимовыручкой, как это вообще бывает в семьях. Разница в том, что с работой рано или поздно приходится расставаться.
Но похоже, несмотря на опыт, насчет Риты Мудроу ошибался. Второго апреля он проснулся в холодном поту, не в состоянии прийти в себя от ночного кошмара. Сначала он не мог восстановить подробности, видел только постоянно исчезавшее лицо Риты, но потом вспомнил, как держал ее, прижимая к себе. Ему не было страшно. Рита была маленькой, как ласточка, он мог держать ее так долго-долго. Потом он взбирался по лестнице, пытаясь добраться до Джонни Катаноса с лицом Рональда Чедвика, который сидел на ступеньке на какой-то недосягаемой высоте.